400 школьных сочинений

А. А. Фадеев

 

Изображение интеллигенции и революции в романе А. А. Фадеева «Разгром»

 

Читая роман А. А. Фадеева «Разгром», мы невольно начинаем задумываться о том, какой же человек больше нужен России: думающий, образованный, интеллигентный или же беспрекословный исполнитель чужой воли.

Желая разобраться в этом, я перечитываю роман А. А. Фадеева «Разгром», в котором автор на примере главного героя гимназиста Паши Мечика затрагивает эту проблему.

Мечик весьма смутно представлял себе, что его ожидает в дальнейшем, но в каждой его жилке «играла шумная кровь, хотелось борьбы и движения». Он мечтал о том, что попадет в братство сильных и справедливых людей, но все его розовые мечты, к сожалению, разбились о суровую действительность.

Он знакомится с партизанским отрядом, после чего начинается долгая полоса неудач и разочарований в жизни восторженного юноши. Люди, окружавшие его, нисколько не походили на героев революции, созданных его пылким воображением. Это были грязные, вшивые, жестокие людишки, которые не могли терпеть его превосходства над собой.

В отряде Левинсона его невзлюбили, начиная со спасшего его Морозки, который не любил «чистеньких». Левинсон, тонкий психолог, пронизывающий своим суровым взглядом каждого насквозь, решает проверить Мечика и дает ему самую дряхлую кобылу Зючиху, один взгляд на которую заставил Павла забыть свою удачу в стрельбе. «Он чувствовал себя так, словно эту обидную кобылу с разляпанными копытами дали ему нарочно, чтобы унизить с самого начала». Его самолюбие было жестоко уязвлено.

Идя в отряд, Павел со своей романтичной, ранимой душой готов был к совершению подвигов, жизнь свою хотел отдать за правое дело. А Левинсон начинает воспитывать в чистом от всего дурного мальчике будущего предателя. Желая использовать еще одну возможность поправить свои дела в отряде, Мечик пытается объяснить свою проблему коммунисту Левинсону: «Ведь я ни с кем здесь не могу сойтись (...) хотя я был в боях вместе со всеми и был даже ранен – вы это знаете...» Он говорит Левинсону о том, что если бы он был сильнее, его бы все слушались, все боялись, поскольку здесь каждый с этим считается.

«Мне даже кажется иногда, что, если бы они завтра попали к Колчаку, они так же служили бы ему и так же жестоко расправлялись бы со всеми, а я не могу (...) этого делать!»

Вот так, не совсем связно, порой по-ребячьи, открывает Мечик свою душу Левинсону. А тот и не старается его понять, делает вид, что не понимает сути сказанного, цепляется за последнюю фразу и начинает бросать «привычные слова». После этого разговора Левинсон стал думать о Мечике как о слабом, ленивом, безвольном парне. «И как же на самом деле безнравственно, что в стране плодятся еще такие люди – никчемные и нищие». Вот об этом думает человек, в руках которого – судьба отряда. Да и только ли отряда?!

Читая роман, можно увидеть, как методично и целенаправленно взращивались в Мечике черты предателя. Виноват ли он в этом? Прав ли он и в том, что решил не ухаживать за больной и старой Зючихой? Наверное, нет! Но судить его не в нашей власти. Ведь главная причина, по которой Морозка совершает подвиг, – это его глубокая преданность и любовь к бойцам отряда: «Он так ярко чувствовал их в себе, этих уставших, ничего не подозревающих, доверившихся ему людей...»

Смерть Морозки прекрасна, ведь она – результат подвига, совершенного во имя святого братства, во имя товарищества. И Левинсон, и Бакланов, и Дубов – все они воспитали не привыкшего мыслить шахтера в настоящего героя и могут этим гордиться по праву.

А что же Мечик? Скрывшись от врага, бросив отряд, смог ли он жить с этим? Нет. Он не может найти себе места. Громко стоная, хватаясь за голову, он жалеет себя, а не погибших людей, которые были для него пустым местом. Он страдает, но в то же время радуется представившейся ему свободе – поскольку пребывание в отряде было для него мукой, каторгой.

Иудами становились, к счастью, единицы, а непонятыми, одинокими и отвергнутыми себя ощущали тысячи и тысячи молодых и талантливых людей. И именно в этом я вижу одну из причин российского несчастья.