История мировой литературы и искусства. Пронин В. А.

7. XIX век: романтизм, критический реализм, декаданс, импрессионизм

14 июля 1789 г. толпа парижан, вдохновленная лозунгом «Свобода! Равенство! Братство!», взяла Бастилию и освободила узников, которых, впрочем, в тюрьме оказалось совсем немного. Это событие стало практическим воплощением идеологии Просвещения и началом нового этапа всемирной истории. За штурмом Бастилии последовала волна протеста против феодального деспотизма, прокатившаяся не только по французским провинциям, но и по всей Европе. На развалинах абсолютизма в Париже к власти пришли представители крупной буржуазии (жирондисты), их сменили революционно настроенные якобинцы, установившие повсеместно кровавый террор. Во имя равенства и справедливости безостановочно работала гильотина, вместо хлеба народу предлагались кровавые зрелища. Затем наступает «наполеоновская эра» (1799—1814), начинается этап войн, которые маленький капрал, провозгласивший себя императором, вел с переменным успехом. Наполеон изменил знаменитый лозунг, заменив слово «братство» на «собственность».

Хотя после поражения Бонапарта в Париж вернулись Бурбоны, Франция вступила на буржуазный путь развития, превращаясь в страну нуворишей и отверженных.

Революционные события во Франции обозначили смену феодальной общественно-экономической формации — буржуазной. Следствием утверждения буржуазных отношений явилось изменение идейно-художественных представлений, произошедшее на рубеже XVIII—XIX вв. Эпоха Просвещения завершилась, на смену просветителям пришли романтики. Видя повсеместное торжество рассудочности и практицизма, романтики усомнились в созидательном пафосе идей. Происходит переориентация гуманистических идеалов, романтики нередко третируют интеллект, выдвигая на первое место чувства, страсти, переживания. Во главу угла ставится способность художника не анализировать реальность, а преображать ее силою безграничной фантазии.

Романтизм охватывает все сферы художественной жизни: в музыке романтизм представлен творчеством Ф. Шуберта, Р. Шумана, Ф. Шопена; в театре шедевром романтического искусства стал балет Адана «Жизель», созданный на сюжет немецкой легенды, записанной Г. Гейне; в живописи романтические идеалы утверждали Э. Делакруа и Т. Жерико; романтическую поэзию подняли на щит Д.Г.Н. Байрон и А. Мицкевич, В. Гюго, Э. По и Г. Гейне. Сам термин «романтизм» указывал на его связь с романским искусством и ориентацию не на воссоздание реальности, а перевоплощение ее силою авторской фантазии, как в средневековых рыцарских романах и испанских народных романсах, повествующих об удивительных, порою загадочных событиях.

Романтики в большинстве своем презирали буржуазный строй, от современности устремляясь в прошлое. Вальтер Скотт (1771—1832) в романах «Пуритане» (1816), «Роб Рой» (1818), «Айвенго» (1820), «Квентин Дорвард» (1823) и др. впервые показал, что биография героя зависит от движения истории. Центральный персонаж его романов вначале занимает промежуточную позицию в политическом конфликте, будь то борьба норманнов с англосаксами в «Айвенго» или конфликт католиков и протестантов в «Пуританах». Но нейтралитет невозможен, герой обязан сделать свой выбор, от этого зависит его последующая биография.

Виктор Гюго (рис. 7.1) (1802—1885) в романе «Собор Парижской Богоматери» (1831), события которого происходят на исходе средневековья, показал историческую изменчивость сознания. 

Читатели романа, следуя за тем, как из ненависти звонаря Квазимодо к танцорке Эсмеральде рождается любовь, а страсть архидьякона Клода Фролло перерождается в стремление лишить возлюбленную жизни, с удивлением узнавали, что такое казалось бы вечное чувство, как любовь, исторически изменчиво, что в далеком прошлом люди любили не так, как в пору романтизма.

Романтики пробудили повсеместно интерес к истории и фольклору. В своих произведениях они нередко опирались на традиции устного народного творчества. Сказка стала каноном для новеллистов. Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776—1822), Эдгар Аллан По (1809—1849), Ханс Кристиан Андерсен (1805—1875) сочиняли сказки или рассказы, в которых действовали маги и волшебники, феи и злокозненные колдуньи. Реальный мир четко обретал два полюса — добро и зло сталкивались в нравственном единоборстве. Однако — и это было еще одно существенное открытие романтиков — двойники обнаруживались и в главном герое сказочной новеллы, в нем попеременно выступали то самоотверженный добряк, то коварный злодей. Таков, например, герой новеллы-сказки Людвига Тика «Белокурый Экберт» (1796). Романтики заметили противоречивость личности и попытались объяснить поступки персонажа раздвоенностью его сознания.

Теоретическая концепция романтического искусства оформилась в среде немецких эстетиков и писателей. В университете города Иена, находившемся неподалеку от Веймара, где жили Гёте и Шиллер, читал лекции знаток древних и новых литератур, переводчик Шекспира и Кальдерона Август Шлегель. Его дом на рубеже XVIII—XIX вв. сделался средоточием молодых непризнанных талантов. Младший брат Августа Фридрих наиболее основательно разрабатывал принципы романтического творчества.

Романтиков не удовлетворяло просветительское понимание цели искусства как средства достижения разумного справедливого миропорядка. Вера в силу преобразующего разума была подорвана событиями 1789—1794 гг. В результате революции вместо обещанного философами-просветителями царства разума наступила эра идеологии денег.

В представлениях романтиков разум отождествлялся с прагматизмом, поэтому просветительскому апофеозу рационализма был противопоставлен культ чувств. Романтики сосредоточились на человеческих переживаниях, выражающих неповторимую индивидуальность. Идеи носят всеобщий характер — чувства уникальны. Воссоздавая мир страстей, романтики защищали от натиска буржуазных деловых отношений неповторимую ценность личности.

Романтики наделяли своего героя творческим даром: поэт, музыкант, художник силою своего воображения и фантазии воссоздавал мир, лишь отдаленно напоминающий реальность. Миф, сказка, легенды и предания, фантастические грезы и мечты о грядущей мировой гармонии составляли почву романтического искусства. В среде мыслителей и поэтов возникло стремление произвести революцию в сфере духовной жизни. Романтики пытались действовать и творить как бы вопреки реальности. Игнорируя действительность со всеми ее неразрешимыми противоречиями, они предприняли иллюзорную попытку существовать в сфере художественного созерцания и созидания. Отсюда проистекают основные постулаты романтизма: мир, окружающий поэта, не достоин воплощения его в художественном творчестве. Поэт возвышается над реальностью. Совершая паломничества в пространстве, он открывает диковинные, экзотические страны или, устремляясь воображением в давно минувшие исторические эпохи, воссоздает их образ для своих современников. Но главный творческий порыв художника обращен к самому себе, внутри себя открывает он эмоциональное и эстетическое богатство, что придает его творениям равноценность мироздания. Художник — носитель микрокосмоса, в нем заключена вся вселенная.

Ф. Шлегель сформулировал эту идею следующим образом: «Чем являются люди по отношению к другим созданиям земли, тем художники — по отношению к другим людям». Мысль о том, что художник-творец является избранником природы, оказалась близка всем романтикам, творившим в разных странах в различных жанрах.

После того как в Германии сложилась концепция романтического искусства, наиболее ярко выступил английский поэт и драматург Джордж Гордон Ноэль Байрон (1788—1829), ставший кумиром всех романтически настроенных читателей, чье творчество и биография стали олицетворением романтизма.

Байрон начал писать стихи в отрочестве, а в юные годы издал свой первый сборник, куда вошло все созданное им с четырнадцати до восемнадцати лет. Современные поэту критики единодушно отмечали их художественное несовершенство. Оценка эта справедлива, особенно если сравнивать самые ранние строки с его зрелыми творениями. Но книга «Часы досуга» (1807) интересна прежде всего тем, как будущий гений начинал жить стихом, как из подражаний рождалась самобытная поэзия. Если бы тогдашние шотландские обозреватели, откликнувшиеся на выход сборника разгромной статьей, были проницательны, то они могли бы заметить, что в стихах юного лорда есть все для того, чтобы со временем стать славой Англии. Он сочинял стихи, откликаясь на повседневные события, его лирика с первых строф становилась автобиографией и исповедью. Стихи отзывались на разные случаи жизни и отражали пережитое. Об этом говорят уже их заглавия: «На перемену директора общественной школы в Харроу» или «Мысли, внушенные экзаменом в колледже». Начинающий стихотворец сатирически изображал своих самодовольных учителей, сетовал на то, сколь скудны познания его однокашников в отечественной истории.

Байрон поэтически осмысливал, что происходило с ним в реальности, а лирический дар заставлял его и в жизненных поступках оставаться поэтом. Он много раз потом говорил, что первые любовные увлечения испытал рано. В стихах он запечатлевал тех, кому поклонялся, — и прежде всего Мери Чаворт, которую страстно любил в пятнадцать лет. Байрон понимал, что нельзя стать романтическим поэтом, не будучи влюбленным.

В юношеских стихах Байрона звучит столь важная для каждого романтика тема детства. Хотя начальная пора жизни поэта была печальна и безрадостна, он постоянно вспоминал детские годы, проведенные в полуразрушенном замке предков, заброшенном среди лесистых гор Шотландии.

Не события детских лет, а естественная слитность с природой заставляла помнить всю его недолгую тридцатишестилетнюю жизнь родовой дом в Ньюстедском аббатстве. Вернуть детство нельзя, как невозможно и не мечтать об этом, — такова мысль одного из лучших стихотворений сборника «Часы досуга»:

Хочу я быть ребенком вольным

И снова жить в родных горах,

Скитаться по лесам раздольным,

Качаться на морских волнах.

Не сжиться мне душой свободной

С саксонской пышной суетой!

Милее мне — над зыбью водной

Утес, в который бьет прибой!

(Перевод В. Брюсова)

В финале стихотворения энергично выражена идея зрелого Байрона о непримиримости личности с вселенской несправедливостью:

Я изнемог от мук веселья,

Мне ненавистен род людской,

И жаждет грудь моя ущелья,

Где мгла нависнет над душой!

Признание Байрону принесла поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда» (1812— 1818). В ней состоялось открытие жанра и героя. Отразив в поэме собственные впечатления от путешествия в Португалию, Испанию, Албанию, Грецию и Турцию, Байрон нашел для нее форму лиро-эпического повествования, в центр которого поставлен герой, находящийся в непреодолимом разладе со всем общественным укладом. Чайльд-Гарольд явился первым образом романтических неприкаянных странников и лишних людей. Поэма была с энтузиазмом встречена не только в Англии, но и в других странах, в том числе и в России.

А.С. Пушкин высоко ценил поэтический дар Байрона, а в пору увлечения романтизмом учился у английского поэта. Байрон в поэмах «Гяур», «Корсар», «Осада Коринфа» изображал экзотику восточных стран, рисовал диковинные картины природы, на фоне которых действует герой-европеец, порвавший с обычаями отечества, ставший бунтарем, гордым и неприкаянным. Подобный герой импонировал Пушкину в начале его творческого пути.

В поэмах «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы» романтически настроенный юноша жаждет жить удесятеренной жизнью, покидает постылый свет, меняет свой облик и образ жизни, ищет утешения и любви у людей, живущих по прихоти страстей. Все это отчетливо перекликалось с исканиями байроновских героев.

Совпадали порой и сюжеты, связанные с необычайными приключениями. Различало русского и английского поэтов решение финальных эпизодов. Герой

Пушкина оказывался не в состоянии жить по законам воли и в конце поэмы «Цыганы» возвращается вспять к самому себе, такому, каким он был накануне романтических скитаний.

С Чайльд-Гарольдом Пушкин не раз сравнивал Евгения Онегина, но сопоставления эти носят несколько иронический характер. Духовный мир Онегина пронизан байронизмом, однако это выглядело претенциозно на светских раутах и домашних вечеринках. Байроновский герой боролся за свою любовь и справедливость, тогда как пушкинский щеголь просто скучал. Это свидетельствовало о том, что байронизм с течением времени превратился в моду.

Байрон признавался не раз, что, если бы у него была возможность действовать, он перестал бы писать. Слово, очевидно, казалось ему недостаточно сильным оружием. Вот почему одно из самых последних его стихотворений осталось незавершенным. То, что оно обрывается на полуфразе, придает ему особую выразительность. Строки эти были опубликованы впервые только в 1901 году, а написаны они были в 1823 году на острове Кефалония, где поэт останавливался на пути в Грецию. Во время сражения за освобождение столь любимой поэтом Эллады было уже не до поэзии, Байрон отдал свою жизнь ради ее освобождения.

Стихотворение «Из дневника в Кефалонии» было переведено А. Блоком:

Встревожен мертвых сон — могу ли спать?

Тираны давят мир — я ль уступлю?

Созрела жатва — мне ли медлить жать?

На ложе — колкий тёрн; я не дремлю:

В моих ушах, что день, поет труба,

Ей вторит сердце...

Байроновские мотивы нашли свое отражение не только в литературе, но и в живописи. Картины Эжена Делакруа (см. рис. 7.2) (1799—1863) нередко повторяют сюжеты Байрона. 

Помимо портретов поэта, это такие его полотна, как «Резня в Хиосе» (рис. 7.3), «Абидосская невеста», «Обезглавливание Марино Фальери», герой поэмы Байрона «Лодка Дон Жуана», где воспроизведен один из эпизодов поэмы Байрона, когда юный севильский соблазнитель в путешествии попадает в кораблекрушение, испытывая в течение нескольких долгих дней мучительные страдания. 

Здесь уместно отметить одну из любопытнейших особенностей романтического искусства. Поэты и художники этого направления испытывали неодолимую тягу к изображению ситуаций, пограничных между жизнью и смертью, когда человек подвергается мучительным испытаниям, тогда проверяется его воля к жизни. У Делакруа такая ситуация не редкость, но первым во французской живописи к подобному сюжету обратился Теодор Жерико (1790—1824), друг и наставник Делакруа.

Жерико принадлежит грандиозное полотно «Плот „Медузы"» (рис. 7.4) (1818—1819), сюжетом для которого послужило кораблекрушение. Фрегат «Медуза», направлявшийся в 1816г. из Франции в Сенегал, по вине капитана сел на мель. 

Около ста пятидесяти пассажиров погрузились на плот, который оказался брошен на произвол судьбы. Одиннадцать суток носило плот по волнам океана, люди гибли от голода и жажды. Когда плот был обнаружен, на нем оставались в живых пятнадцать истощенных полубезумных людей, из которых выжило только десять.

Теодор Жерико изобразил агонию несчастных жертв кораблекрушения. Истощенные моряки с трудом поднимают на бочку негра, чтобы он махал платком, подавая тем самым сигнал бедствия. Старик держит на руках труп сына. Вокруг умершие и умирающие, отчаявшиеся и впавшие в апатию. Живопись не знала подобной трагедии, причем не легендарной, а современной. Художник-романтик заставлял зрителя пережить потрясение, разделив страдания тех, кто был изображен на плоту «Медузы». Картина имела сенсационный успех, однако для Лувра не была приобретена как слишком новаторская.

Как и Эжен Делакруа, Теодор Жерико увлекался творчеством Байрона, проиллюстрировав его «восточные поэмы» «Гяур», «Абидосская невеста», «Лара».

Влияние восточного колорита байроновских поэм ощутимо в живописных работах Делакруа (рис. 7.5), написанных им во время путешествия по Северной Африке: «Алжирские женщины», «Еврейская свадьба в Марокко», «Заклинатель змей» и др.

Делакруа прославился как иллюстратор шедевров мировой литературы. Ему принадлежат серии рисунков к «Гамлету» (см. рис. 7.6, 7.7 и рис. 7.2)

и «Фаусту» (рис. 7.8, 7.9, 7.10, 7.11, 7.12).

Однако самая прославленная картина Делакруа была посвящена событиям, свидетелем которых был он сам. Это картина «Свобода на баррикадах» (рис. 7.13) (1830—1831), посвященная Июльской революции 1830 года, положившей конец династии Бурбонов и нашедшей отражение в произведениях В. Гюго, О. Бальзака, А. де Мюссе и многих других писателей. 

О картине Э. Делакруа восторженно отзывался Генрих Гейне: «Изображена кучка народа в июльские дни; в середине группы наше внимание привлекает фигура, едва ли не аллегоричная, — молодая женщина в красном фригийском колпаке, с ружьем в одной руке и трехцветным знаменем — в другой. Она шествует через трупы, призывая к борьбе, обнаженная по пояс. Прекрасное неистовое тело; смелый профиль, дерзкая скорбь в чертах лица, странное сочетание Фрины (гетера, натурщица скульптора Праксителя — В.П.), селедочницы и богини свободы. Нельзя с точностью определить, должна ли она олицетворять именно эту последнюю. Фигура, кажется, скорее должна изображать дикую народную силу, сбрасывающую ненавистное ярмо».

Рядом с ней мальчишка с пистолетом в поднятой вверх руке, которому суждено было стать прообразом парижского гамена Гавроша, рожденного фантазией Виктора Гюго, развернувшего в «Отверженных» (1861) панораму июльских баталий, в ходе которых французам удалось отстоять свою свободу от монархических посягательств.

Генрих Гейне (1797—1856) называл себя последним поэтом романтизма и первым его критиком. Романтический настрой находил выражение в его лирических стихотворениях, будь то знаменитая «Лорелея», миниатюра о Сосне и Пальме, известная русскому читателю в интерпретации М.Ю. Лермонтова, баллада «Два гренадера», переведенная М.Л. Михайловым, романс П.И. Чайковского на слова Гейне «Хотел бы в единое слово я слить мою боль и печаль» и многих других стихах немецкого поэта, которые на слуху у каждого.

Но критическое отношение к романтическим грезам насыщает поэзию Гейне изобилием прозаических деталей и подробностей:

За столиком чайным в гостиной

Спор о любви зашел.

Изысканны были мужчины,

Чувствителен нежный пол.

(Пер. С. Маршака)

Ну, чем не начало эпического повествования с конкретным бытовым сюжетом? Романтики писали о любви как о неземном чувстве, — последний романтик Генрих Гейне с небес низвел страсть на землю в бюргерскую среду, а расставания и потери мотивировал самыми прозаическими причинами. Зато, обращаясь к прозе, в новеллах, очерках, мемуарах Гейне всякий раз возвышается над обыденностью, превращает реальные впечатления в романтические арабески.

«Книга песен» (1827) — поэтический сборник Генриха Гейне, принесший ему огромную известность в Германии, а затем и во всем мире.

Гейне начинал в то время, когда в Германии лирическая поэзия переживала расцвет. Эпоха романтизма сделала лирику традиционным жанром немецкой литературы. Его поэзия стала высшим достижением немецкого романтизма. Без любви нет счастья, без счастья невозможна жизнь — вот кредо лирического героя «Книги песен» Гейне. Его максимализм волновал, вызывал сострадание и наводил на мысль о том, что не только отвергнутая любовь создавала непреодолимый разлад лирического героя с окружающим миром.

«Книга песен» состоит из четырех разделов. «Юношеские страдания» открывают ее. Это самый романтический раздел. Переживания вызваны муками неразделенной любви. Лирического героя они повергают в отчаяние, сон и явь, жизнь и смерть борются в его сознании. Двойник поэта воспринимает свою трагедию как единственную в мире.

Ощущение, что герой переживает «старую, но вечно новую историю», пронизывает и второй раздел «Книги песен» — «Лирическое интермеццо». Это примиряет страдальца с жизнью. Уныние сменяется светлой печалью. К этому циклу относится стихотворение о Сосне и Пальме. В лермонтовском переводе исчезла любовная устремленность, тогда как в немецком языке «сосна» — мужского рода, а «пальма» — женского. Однако в переводе Лермонтова романтический контраст приобрел более широкое звучание: образы разъединенных далями пространств сосны и пальмы символизируют трагическую разобщенность и одиночество людей. Сосна и пальма олицетворяют вместе с тем далекие друг другу культуры, в стихотворении Гейне отразился интерес европейцев в романтическую эпоху к востоку. Неслучайно и Лермонтов выбрал для перевода это стихотворение, уезжая из северной столицы на Кавказ.

В третьем разделе, названном «Возвращение на родину», любовные переживания юности предстают с временной дистанции, минувшее волнует, но заставляет скорее осмыслить его, нежели пережить вновь. Гейне использует традиционный мотив путешествия: разочарованный лирический герой покинул родные места и теперь, вернувшись, смотрит на привычное просветленным взглядом. Юношеские страдания ему дороги как воспоминания.

В цикл «Возвращение на родину» входит самое знаменитое лирическое стихотворение Гейне, посвященное сказочной рейнской красавице Лорелее.

Поэтичная народная легенда о волшебнице, которая завораживает всех, кто плывет по Рейну близ высокой скалы, издавна бытовала в немецком фольклоре. Гейне придал ему настолько широкую известность, что его стихотворение стало народной песней.

Гейне трактует образ Лорелеи не как таинственную реальность, а как прелестный вымысел. В первых двух циклах «Книги песен» возлюбленная изображалась коварной и жестокосердной. В третьем цикле, начиная с этого стихотворения, восприятие страсти меняется. Лорелея воплощает губительную силу любви, которой она наделена вопреки своей воле. Не возлюбленная виновата в сердечной боли, а сама любовь — чувство сложное, непостижимое, загадочное. В этом поэт приближается к прозе критических реалистов, воссоздавших в романе диалектику чувств.

Постепенно от цикла к циклу аналитическое начало поэзии Гейне усиливается, становясь доминирующим в последнем разделе «Книги песен» — «Северном море». Лирический герой, переживший разочарования и потери, стремится теперь жить одной жизнью с природой, ощутить себя малой, но необходимой частицей вселенной. Ему кажется бессмысленным пустое умствование, он избавился от романтических грез и видений.

Символично название центрального стихотворения — «Кораблекрушение». Его, как и ряд других стихотворений немецкого поэта, перевел Ф.И. Тютчев, который встречался с Гейне в Мюнхене в 1828 году.

Тютчева привлекала поэзия Гейне и сам поэт как незаурядная личность. Он первым представил немецкого лирика русской публике. Вслед за Тютчевым Гейне стали переводить М. Лермонтов, А. Плещеев, Н. Добролюбов, Л. Писарев, Ап. Григорьев, А. Фет, М. Михайлов, А. Блок, Ю. Тынянов.

В конце сентября — начале октября 1824 года Гейне совершил пешее путешествие по Гарцу. Таков был старинный студенческий обычай: посещение самой высокой горы Гарца — Брокена, где, по преданию, собиралась нечисть на шабаш в Вальпургиеву ночь, предваряло прощание с университетом. Недаром поэт на вершине Гарца встретил многих своих однокашников.

Во время путешествия Г. Гейне посетил Галле, Иену, Эрфурт, а 2 октября, будучи в Веймаре, нанес визит Гёте. Его превосходительство принял автора «Книги песен» крайне холодно, что сильно задело Гейне, но не изменило его почтительного отношения к веймарскому классику.

Генрих Гейне начал записывать свои впечатления от путешествия по Гарцу в конце октября того же года в Геттингене, а затем он написал очерки о путешествиях в Италию и Англию. Так постепенно сложилась «Книга картин» (1830).

В «Путевых картинах» автор знакомится с жизненным укладом стран, находившихся в ту пору на разных стадиях общественного развития. Сопоставив буржуазные законы британской столицы с патриархальными обычаями германских затерянных в горах селений или старинным укладом итальянских городов, Гейне делает зримым исторический прогресс, замечая при этом не только техническое совершенствование, но нравственные потери.

Путешествуя, Гейне предается детским и отроческим воспоминаниям, размышляет о судьбе Наполеона и отражением ее в литературе, его волнуют творения Шекспира, Гёте и Байрона, он создает живописные пейзажные зарисовки. Побывав на рудниках в Гарце, Гейне с сожалением пишет о застывшем жизненном укладе рудокопов и их семейств, о тяжком труде горняков и об их социальной приниженности.

В «Путевых картинах» развернулся во всем блеске юмористический талант автора. Гейне рисует великолепные сатирические портреты самодовольных филистеров, смеется над суемудрыми учеными и праздными гуляками-студентами, передавая через внешнее описание их сущность. Внешний облик сатирических персонажей явно нелеп, как абсурдны жизненные представления этих людей. Например, некий философ и книготорговец представлен облаченным «в тесный трансцендентально-серый сюртук», а далее сатирик констатирует, что «жесткие и леденящие черты его лица могли бы служить чертежом для учебника геометрии»!

Политическая направленность творчества Гейне особенно ярко проявилась в его поэме «Германия. Зимняя сказка» (1844). Осенью 1843 года поэт, проживший много лет в Париже, совершил поездку в Германию. Встреча с родиной после столь долгого перерыва оказала на него сильное воздействие. Впечатления от поездки дали творческий импульс к написанию поэмы. По возвращении из Германии в декабре 1843 года произошла встреча Генриха Гейне с Карлом Марксом. У поэта установились тесные дружеские отношения с молодым политическим мыслителем. По просьбе Гейне Маркс опубликовал большой фрагмент из политической поэмы в газете «Вперед», которую он в то время редактировал.

Сам Гейне определил жанр поэмы как юмористический путевой эпос.

Гейне избирает те эпизоды из прошлого Германии, которым суждено было стать опорными точками в миросозерцании рядового немца. Таковы история возведения Кельнского собора, сражение в Тевтобургском лесу, завоевательные походы Фридриха Барбароссы, наконец, недавняя борьба с Францией за Рейн. Каждая из национальных святынь осмысливается по-гейновски иронично, парадоксально, полемически. Автор создает исторический образ Германии, отличный от канонических сочинений официальных историков и литераторов. Естественно, что открытая оппозиционность становится главной приметой повествования.

Так Кельн и для Гейне — величественный город, но у него нет трепета перед громадой Кельнского собора, и он ничуть не сожалеет о том, что храм не достроен. Ведь сама немецкая история, начиная с Лютера, оспорила необходимость завершения этой «Бастилии духа», где церковные фанатики мечтали сгноить немецкий разум.

Центральные главы поэмы посвящены Фридриху Барбароссе. Гейне замахнулся на легендарного кайзера и во всеуслышанье заявил, что от монарха никакого проку не было и не будет. Образ Барбароссы возникает во сне поэта. Этот суетливо суетящийся старик хлопотливо сует дукаты своим спящим рыцарям в ржавых доспехах. Он благодушен, но впадает в ярость при рассказе о гильотировании французского короля и королевы.

В сатирических финальных строфах поэмы, где поэт совместно с покровительницей города Гамбурга богиней Гаммонией прогнозирует будущее, логика авторской мысли такова: Германию, признающую варварское прошлое нормой, а жалкий прогресс в настоящем — благом, может ждать в будущем только мерзость. Прошлое грозит отравить будущее. Очиститься от скверны прошлого страстно призывает поэт на протяжении всей «Зимней сказки».

Последние тринадцать лет жизни Генриху Гейне суждено было провести в мучительных страданиях, вызванных сухоткой спинного мозга. В бессонные ночи он сочинял стихи, не теряя бодрости духа и чувства юмора. Обращаясь к Господу-Богу, он с пристрастием вопрошал, за что Всемогущий мучает весельчака-поэта, ведь это, по меньшей мере, нелогично — так терзать умнейшего из юмористов. Бог, как всегда, отмалчивался.

На исходе первой трети девятнадцатого столетия позиция романтизма ослабевает. Революционность романтиков в обществе, стремящемся к буржуазной стабильности, кажется чересчур агрессивной, красноречие романтиков публику не слишком вдохновляет и кажется напыщенностью, пышность и роскошь форм вызывает усмешку скептиков. Постепенно в искусстве утверждается реализм восприятия действительности. Романтики продолжают творить, их произведения пользуются успехом у демократического читателя, как это происходило при появлении исторических романов Александра Дюма (1802—1870) или романов Виктора Гюго «Отверженные» (1840—1861), «Труженики моря» (1866), посвященных современности.

У писателей-реалистов формирующийся новый класс собственников, дельцов, финансистов и просто аферистов вызывает стремление осмыслить его как новый социально-психологический феномен. Однако сами реалисты не осознают своих принципиальных расхождений с романтиками. Первый французский реалист Фредерик Стендаль (1783—1842) считал себя романтиком и дал такое определение романтическому методу: «Романтизм — это искусство давать народам такие произведения, которые при современном состоянии их обычаев и верований могут доставить им наибольшее наслаждение».

Реалист Стендаль делает установку на современность в романах «Красное и черное» (1830) и «Пармский монастырь» (1839), воссоздавая в них тип молодого человека, чье сознание сформировалось в наполеоновский период.

В реализме доминирующим жанром становится роман воспитания, представляющий собой историю молодого человека, который обладает благородными задатками, стремится к жизненному успеху, делает карьеру, расставаясь постепенно с романтическими иллюзиями. Таковы романы Ф. Стендаля и Оноре де Бальзака, роман Гюстава Флобера «Воспитание чувств» (1869), на это указывают уже сами названия романов Чарльза Диккенса (1812—1870): «Приключения Оливера Твиста» (1838), «Жизнь и приключения Николаса Никльби» (1839), «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита» (1844). Имена героев неслучайно вынесены в названия диккенсовских романов, автор обстоятельно исследует воздействие реальных обстоятельств («приключений») на становление личности своего подопечного героя.

Самые выдающиеся достижения раннего этапа критического реализма связаны с творчеством Оноре де Бальзака (1799—1850) (рис. 7.14).

Отец писателя был личностью незаурядной и послужил прототипом некоторых удачливых богачей из простонародья, сделавших карьеру на гребне революционных волнений. Он служил судейским чиновником, снабжал провиантом воюющую армию. Заботясь о довольстве солдат, он не забывал себя, нажив изрядное состояние. Положение солидного буржуа укрепилось благодаря выгодной женитьбе.

В 1814 году незадолго до падения Наполеона семейство Бальзаков переселяется в Париж. Сын по настоянию родителей поступает в 1816 году на юридический факультет в Сорбонну. Бальзаку, как затем и его молодым героям, суждено изучать право. Но, помимо занятий в аудиториях, Бальзака заставляют служить письмоводителем в нотариальной конторе. Изнурительная служба тем не менее пошла писателю на пользу. Позже он назовет нотариальную контору исповедальней, откуда он почерпнул поразительные драматичные истории.

Двадцатилетний Бальзак открывает для себя новый жанр — роман. Увлеченный историческими сочинениями Вальтера Скотта, он пробует творить в его манере. Он научился обращаться с историческим материалом, попытался соединить биографию героя и катаклизмы истории, выстраивать занимательный сюжет.

Одновременно Бальзак обращается к жанру физиологического очерка. Получивший популярность во французской прессе физиологический очерк был для Бальзака стимулом изучения повседневной действительности, раскрывал связь различных социальных типов со средой, их породившей. Бальзак создает обобщенные портреты заурядных обывателей, приспосабливающихся к законам буржуазного общества. Это биржевые маклеры, юристы, ростовщики, бакалейщики, полицейские, карманные воришки, гризетки, а рядом с ними — светские дамы и нищие щеголи, литераторы и актеры.

В начале тридцатых годов Бальзак сотрудничал в журнале «Карикатура», где он опубликовал около сотни крохотных очерков, которые представляли собой подписи к сатирическим рисункам Гранвиля и Домье. Жерар Гранвиль (1803—1847) создал серию графических работ «Частная и общественная жизнь животных», изобразив ассамблею зверей, наделенных человеческими слабостями и пороками. Что же касается Оноре Домье (1808—1879), то он выступал как политический сатирик (рис. 7.15). Тезка Бальзака рисовал карикатуры на короля Луи Филиппа и его министров, изображая на своих графических листах повстанцев и расправы над безработными демонстрантами. В этих бальзаковских подписях содержатся лаконичные наброски к будущим романам и новеллам «Человеческой комедии». Так, очерк «Париж в 1831 году» открывается яростным пассажем: «Город контрастов, средоточие грязи, помета и дивных вещей, подлинных достоинств и посредственности, богатства и нищеты, шарлатанства и таланта, роскоши и нужды, добродетели и пороков, нравственности и развращенности...» Не правда ли, это воспринимается почти как цитата из романа «Отец Горио»? Впрочем, в прозе Бальзака те же наблюдения станут конкретнее, а подробности и детали придадут им достоверность истины.

Чтобы стать писателем-реалистом, Бальзаку через десять лет ученичества необходимо было сделать очень немногое: бытовую правдивость очерков соединить с занимательностью романтических похождений вымышленных благородных разбойников, о которых он столь увлекательно повествовал в своих бульварных романах.

В 1829 г. вышел в свет исторический роман «Шуаны», в основу сюжета которого положен реальный конфликт между республиканским конвентом и восставшими аристократами, а также поддержавшим их отсталым патриархальным крестьянством департамента Вандея на севере страны. Роман принес писателю успех, и на этот раз он не стал скрывать своего авторства. Затем одно за другим появляются произведения Бальзака, рисующие нравы частной жизни в пору Реставрации. Это «Дом кошки, играющей в мяч» (1830), «Гобсек» (1830), «Шагреневая кожа» (1830), «Евгения Гранде» (1833) и, наконец, «Отец Горио» (1834). Последний роман стали называть центральной площадкой «Человеческой комедии», так как здесь собрались все главные герои Бальзака. В пору работы над этим романом автору в голову приходит мысль объединить все ранее написанное и уже задуманное. Только в 1839 г. он решает назвать грандиозную эпопею «Человеческая комедия», которая должна была состоять из трех разделов: «Философские этюды», «Аналитические этюды» и «Этюды нравов». Бальзак предполагал написать более ста сорока произведений, а написал около ста.

В «Философских этюдах» Бальзак стремился создать обобщенные формулы существования современника в условиях формирования буржуазных отношений. Для всех романов и повестей этого раздела характерно использование фантастических ситуаций, которые помогают Бальзаку достичь реалистического обобщения.

Фантастика философских этюдов расширяет границы человеческого существования, дарит герою дополнительные возможности самоосуществления. По сути фабула романа «Шагреневая кожа» в чем-то сродни волшебной сказке: таинственный талисман удовлетворяет любое желание героя. Но в сказке были бы всякого рода кошельки с неоскудевающим запасом золотых монет, шапки-невидимки и прочие атрибуты благополучия любимца добрых фей. Не то у Бальзака. Талисман талисманом, но обогащение героя происходит по законам буржуазного общества: обнищавший аристократ нежданно-негаданно получает наследство. А далее Бальзак переносит конфликт во внутренний мир героя, и даже не одного Рафаэля, но в равной мере и многих других его ровесников, потому что и Растиньяк, и Люсьен Шардон, и Шарль Гранде могли бы сказать про себя: «Желать сжигает нас, а мочь — разрушает». «Шагреневая кожа», «Эликсир долголетия», «Неведомый шедевр» — это притчи о той великой цене, которую приходится платить за удовлетворенное честолюбие.

Во времена Бальзака и в помине не было беспредметной живописи, однако в философском этюде «Неведомый шедевр» он предсказал подобную возможность эволюции искусства. Будущий гений французской живописи Никола Пуссен увидел картину старого мастера, который утверждал: «Задача искусства не в том, чтобы копировать природу, но чтобы ее выражать». Эта мысль была дорога самому Бальзаку, который никогда не пытался копировать природу. В трагедии живописца, который, увлекшись самовыражением, запечатлел на полотне не образ прекрасной женщины, а всего лишь хаос красок, он увидел опасность отступления от реальности во имя собственных чрезмерных фантазий.

Бальзак в философском этюде «Неведомый шедевр» провидел странности эволюции искусства, когда для художника существенно не творение, а творчество, когда не важен результат творчества, а ценны только поиски и эксперименты. Искусство портрета предполагает встречу двух индивидуальностей: художника и его модели. Только в том случае, если их творческое общение развивается на паритетных началах, на полотне возникнет реалистическое воссоздание индивидуальности в личностном восприятии живописца. У Бальзака в «Неведомом шедевре» мэтр Френхофер, преклоняясь перед прекрасной женщиной, которую он рисует, в творческом экстазе забывает о ее облике, стремится передать свое видение и терпит неудачу. В творческом процессе он безгранично свободен, когда отрывается от реальности, но своеволие художника и приводит его к потере собственной индивидуальности.

Всего Бальзаком в разделе «Философские этюды» было задумано двадцать семь произведений, написано двадцать два.

Самый немногочисленный раздел «Человеческой комедии» — это «Аналитические этюды». Бальзак предполагал написать пять произведений, но успел создать только два: «Физиология брака, или Размышления в духе эклектической философии о счастье и несчастье в супружеской жизни» и «Невзгоды супружеской жизни». В аналитических этюдах Бальзак продолжает традиции французских моралистов эпохи Ренессанса и просветителей XVIII столетия, подвергавших беспощадному суду разума человеческие отношения, основанные на денежном расчете, но прикрытые этикетом благопристойности.

В свою очередь, «Этюды нравов» создатель «Человеческой комедии» разделил на сцены в зависимости от того, где и в какой среде происходит действие. Вместе с тем сценичность повествования придала всему происходящему сходство с грандиозным спектаклем, в котором действующим лицам происходящее с ними представляется драмой, а автор взирает на них с усмешкой, видя в их поведении немало комического, а главное, подмечая, что все они — кузнецы своих несчастий. В «Этюдах нравов» Бальзак выделил шесть групп:

сцены частной жизни («Гобсек», «Отец Горио», «Тридцатилетняя женщина», «Полковник Шабер»);

сцены провинциальной жизни («Евгения Гранде», «Музей древности», первая и третья часть романа «Утраченные иллюзии», «Лилия в долине»);

сцены парижской жизни («Блеск и нищета куртизанок», «Цезарь Бирото», «Торговый дом Нюсинжена»);

сцены политической жизни («Темное дело», «Депутат от Арси»);

сцены военной жизни («Шуаны»);

сцены деревенской жизни («Крестьяне», «Сельский врач», «Сельский священник»).

Этюды нравов должны были состоять из ста одиннадцати произведений, написано Бальзаком семьдесят два.

Как достигается целостность всей многотомной «Человеческой комедии»? Бальзак выдвигает на первый план судьбы нескольких персонажей, которые переходят из романа в роман, будучи в одном случае главными героями, в других — эпизодическими. Одним из самых типичных героев «Человеческой комедии» является, безусловно, Эжен де Растиньяк. В «Отце Горио» он — второй главный персонаж. Приехав из провинции в Париж, он ставит перед собой цель завоевать столицу, для этого он пытается преуспеть и в науках, поступив в Сорбонну, и в свете, куда он проникает благодаря аристократическим родственным связям. Нищета аристократа для

Бальзака — закономерная драма эпохи, пережитая его персонажем с неподдельной искренностью. Но, преодолев собственную чувствительность. Растиньяк превращается в расчетливого циника, становится синонимом успеха в эпоху Реставрации.

В повести «Банкирский дом Нюсинжена» к Растиньяку приходит богатство. Узнавая у своей любовницы Дельфины Нюсинжен курс акций, он удачно играет на бирже. Кстати, и эльзасский барон Нюсинжен, ставший парижским банкиром, действует в целом ряде романов Бальзака, впрочем, не слишком часто становясь героем первого и даже второго плана. Он — лицо важное, но эпизодическое. Но вернемся к Растиньяку. В романах «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок» Растиньяк не раз появится, оттеняя своими победами неудачи Люсьена Шардона, во многом похожего на него, даже куда более талантливого, но потерпевшего поражение в схватке за успех от вчерашних своих друзей и покровителей. Почему Эжен де Растиньяк стал победителем, а Люсьен Шардон побежденным? Бальзак дает на этот вопрос четкий ответ: первый быстро распростился с иллюзиями, второй пытался совместить мир поэтических грез и коммерции.

В романе «Отец Горио» Растиньяка подвергает искушению каторжник Вотрен. Он берется подстрелить на дуэли сына банкира Тайфера, и тогда единственной наследницей станет его дочь Викторина Тайфер, а уж красавцу Растиньяку ничего не стоит жениться на ней с ее миллионным приданым. Растиньяк мгновенно достигнет того, на что уйдут годы. Искушение велико, но студент-юрист ему не поддался. По его понятиям, аристократ не может вступать в сговор с преступником, славы и денег он предпочитает добиваться не марая руки кровью. Но, чтобы сказать «Нет!», Растиньяку понадобилась большая сила воли, ибо соблазн был велик.

Каторжник Вотрен — еще один немаловажный персонаж «Человеческой комедии». Настоящее его имя — Жак Колен, по кличке Обмани-Смерть. Впрочем, есть у него другие прозвища и псевдонимы. Он своего рода «авторитет» преступного мира, казначей и распорядитель награбленного. Лучше него никто не знает законов буржуазного мира официальных и тайных. Он изучил их, чтобы уметь избегать возмездия. Вытолкнутый из жизни, он готов содержать молодого человека, который бы вращался в свете как его двойник. Любопытно, что аналогичную же ситуацию использует и Чарльз Диккенс в романе «Большие ожидания» (1861), где каторжник Абель Мэгвич, сосланный пожизненно в Австралию, хочет иметь своего двойника в Лондоне, дабы тот, став джентльменом, воплотил в жизнь все то, о чем мечтал преступник Мэгвич.

Эжен Растиньяк не стал жертвой вотреновских козней, искушению поддался Люсьен Шардон, что лишь на время отдалило печальный финал.

Вотрен всегда остается в тени, но его поступки — пружина сюжета в таких произведениях, как «Отец Горио», «История тринадцати», «Блеск и нищета куртизанок». Заключительная глава этого романа озаглавлена «Последнее воплощение Ветрена». В кого же перевоплощается преступник? Он становится служителем закона в полиции. На первый взгляд это удивляет, но автор «Человеческой комедии» исходит из того, что крайности сходятся, циник и убийца готов преследовать и карать себе подобных, лишь бы самому избежать возмездия за все содеянное.

Прочитав хотя бы несколько романов и повестей, составляющих «Человеческую комедию», мы не раз встретимся с адвокатом Дервилем, ростовщиком Гобсеком, доктором Бьяншоном, светским львом Максимом де Трайем, банкиром Тайфером и многими другими постоянными действующими лицами этого грандиозного цикла. Встреча с персонажем, знакомым по предыдущим произведениям, у читателя рождает ощущение достоверности всего происходящего. Бальзак заставляет верить в реальность выдуманного им мира и не замечать, как часто он прибегает к преувеличениям, что чувства и переживания довольно заурядных людей превращает во всепоглощающую страсть.

Романы и повести Бальзака поражают разнообразием сюжетов и персонажей. Тем не менее в них просматривается и некоторая типологическая общность, сходство ситуаций и лиц, манера их подачи, интерпретация случайностей, встречающихся на их пути, выстраивающиеся в общую закономерность людских судеб в буржуазном обществе. В таких произведениях, как «Евгения Гранде», «Отец Горио», «Лилия в долине», «Дом кошки, играющей в мяч», и целом ряде других повествование начинается с пространного описания города или квартала, улицы, внешнего вида дома, а затем следует проникновение вовнутрь обиталища действующих лиц. Современная Бальзаку критика иронизировала по поводу такого рода повторяющихся картин. Но писателя это не смущало, он неизменно уделял много внимания воссозданию местного колорита, свято веря, что между средой и ее обитателями существует неразрывная связь, а понять характер героя невозможно, не представляя себе во всех деталях и подробностях условия существования участников «Человеческой комедии».

По свидетельству современников, он и сам в своей частной жизни уделял огромное внимание убранству кабинета или гостиной, стремясь к тому, чтобы диковинные предметы роскоши, которыми он любил окружать себя, каждого входящего в его дом убеждали в изысканности вкусов прославленного романиста. Произведения искусства покупались в долг, порой ненадолго задерживались в доме, ибо Бальзак неизменно придерживался правила платить поставщикам в последнюю очередь, но все равно для писателя это был эффектный способ самоутверждения. Кстати, подобным образом поступают и многие из его героев.

В обрисовке сценической площадки предстоящей драмы Бальзак не чуждается преувеличений: роскошь бьет в глаза, а если нищета — то она вышибает слезу у чувствительного читателя.

Бальзак воспринимал жанр романа как эпос частной жизни, роман был для него рамой, в которую он вписывал все, что суждено было пережить персонажам. Но, в отличие от просветительского романа восемнадцатого столетия, сосредоточенного на изображении одной отдельной биографии, автор «Человеческой комедии» в раму романа вмещает несколько перекрещивающихся судеб. Одни герои неуклонно движутся к своему закату, другие начинают мучительное восхождение к высотам успеха.

Писатель был уверен в том, что ему известно о своем герое абсолютно все. В детально выписанном портрете он акцентирует внимание на тех чертах внешности, которые передают состояние души. Портрет Гобсека может быть поставлен вровень с живописными полотнами Рембрандта, у которого он учился мастерству портретиста: «Волосы у моего ростовщика были совершенно прямые, всегда аккуратно причесанные и с сильной проседью — пепельно-серые. Черты лица неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана, казались отлитыми из бронзы. Глаза, маленькие и желтые, словно у хорька, и почти без ресниц, не выносили яркого света, поэтому он защищал их большим козырьком потрепанного картуза... Говорил этот человек тихо, мягко, никогда не горячился».

Герои Бальзака воспринимаются как живые люди, потому что писатель умело соединяет в них обычное, типическое и исключительное. В этом сила реализма Бальзака.

Образ Бальзака увековечен в памятнике, созданном Огюстом Роденом (1840— 1917). Знаменитый французский скульптор очень достоверно изваял крупную фигуру Бальзака, облаченного в монашескую рясу, в которой он обычно писал по ночам. Создатель «Человеческой комедии» представлен в памятнике гением, лишенным парадного величия. Он могуч, как сама природа (рис. 7.16, 7.17, 7.18).

Во времена Стендаля и Бальзака реалистические тенденции просматриваются и во французском изобразительном искусстве. В живописных работах Франсуа Милле (1814—1875) и Гюстава Курбе (1819—1877) обнаруживается более тесная связь с повседневной современностью, нежели у их предшественников — романтиков Т. Жерико и Э. Делакруа. В творчестве Ф. Милле нашла свое отражение деревенская жизнь. Широко известны его полотна «Сборщицы колосьев» (1857), «Анжелюс» (1859), на которых мастер с удивительной поэтичностью воссоздал скудную жизнь бедняков.

Г. Курбе был сам родом из крестьян, правда, отнюдь не из бедных. По свидетельству современников, художник, достигнув славы, сохранял деревенские привычки да и на картинах частенько изображал земляков. Даже в названиях картин он нередко упоминает название крохотного городка, где прошло его детство: «Сбор винограда в Орнане» (1848), «Послеобеденное время в Орнане» (1849) и, наконец, грандиозное полотно «Похороны в Орнане» (1849). Ритуал сельских похорон протекает просто и чинно, каждый, кто пришел проводить умершего в последний путь, сдержанно реагирует, слушая отходную молитву, которую читает кюре. Картина вызвала восторг Делакруа, который писал одному из своих друзей: «Видел ты когда-нибудь что-либо подобное по своей силе?! Вот это — новатор, революционер!».

Незаметная поначалу революционность Г. Курбе заключалась в том, что художник почти вплотную приблизился к правде жизни. Вскоре он выставил картину «Дробильщики камня». Сильные мужественные фигуры двух рабочих, вооруженных киркой и молотом, напугали буржуазную публику. Критики предупреждали публику об опасности социализма. Сам Г. Курбе прокомментировал картину следующим образом: «Нищета и безнадежность угнетенных вызывает скорее сострадание, нежели протест. Но сострадание вытекает из сознания несправедливости. И именно поэтому, несмотря на то, что у меня не было никакого специального настроения, я раскрыл то, что называют социальным вопросом».

Смешной инцидент произошел в Салоне 1853 года. Г. Курбе выставил «Купальщиц». Фигуры женщин были не идеальны. Художник нарисовал дородных крестьянок, повернувшихся к зрителю спиной. Наполеон III вместе с императрицей Евгенией посетил вернисаж. Супруга монарха посмеялась над пышностью форм ню, а император настолько взбесился, что ударил хлыстом по спине одну из купальщиц, повредив при этом полотно.

Другой, но уже трагический инцидент произошел с картиной «Возвращение кюре с приходской конференции» (1863, рис. 7.20).

По сюжету она сходна с некоторыми работами наших отечественных передвижников. Семеро деревенских священников возвращаются из города в изрядном подпитии. Гуляки развеселились, а между тем вдоль дороги стоят нищие, коих они не замечают. Картина Г. Курбе полна едкой иронии. Сатира вызвала такую неприязнь одного из набожных католиков, что он купил полотно у автора за большие деньги и уничтожил его.

Гюстав Курбе иногда работал на пленэре вместе с другим представителем французской реалистической школы Камилем Коро (1796—1875). Глядя на его подернутые романтической дымкой лирические пейзажи, написанные в серебристосерой гамме, Курбе заметил: «Я не такой мастер, как Вы, господин Коро. Поэтому я принужден писать только то, что вижу». Один из циклов, написанных им в 60-е годы, представляет собой сцены охоты: «Травля оленя», «Приют ланей» и «Лисица на снегу», продемонстрировавший незаурядный темперамент живописца.

Самые замечательные работы Курбе, как правило, не допускались на официальные Салоны, тогда художник вместе с друзьями открывал Салон отверженных или устраивал выставки непосредственно в своей мастерской. Нередко его работы выставлялись за рубежом — в Бельгии или в Германии, так что вскоре он снискал широчайшую известность. (См. также рис. 7.21, 7.22, 7.23).

В 1870г. во Франции была восстановлена республика, Курбе избран председателем Союза художников и Общефранцузского комитета по делам музеев. Он не отказался от этой должности и в период Парижской коммуны, за что жестоко поплатился. Коммунары снесли Вандомскую колонну, установленную в честь наполеоновских побед. После разгрома Парижской коммуны Гюстав Курбе был арестован и приговорен к уплате огромного штрафа на покрытие издержек по восстановлению Вандомской колонны. Выйдя из тюрьмы, где он провел шесть месяцев, Курбе бежал в Швейцарию. К тому времени он много болел, но продолжал работать. Курбе похоронен на швейцарском кладбище. Один из друзей, выступивший на панихиде, сказал о нем проникновенную речь: «Наш друг, которого мы провожаем теперь в последнее пристанище, провел свою жизнь в борьбе. С той минуты, когда он впервые взял в руку кисть, и до последнего момента, когда болезнь обессилила эту руку, Курбе боролся. Да, он боролся, этот гигант реалистического искусства и народной силы, боролся на свой манер двумя тысячами написанных им картин. Этот художник-крестьянин, влюбленный в реальную действительность и природу, называвший себя социалистом, боролся на свой лад, своим примером. Он никогда не был оторван от жизни и глубоко чувствовал свою связь с природой и человечеством».

Во французском искусстве и литературе школа реализма сформировалась к середине XIX в., однако и реализм, как метод, не стоял на месте, а развивался.

На смену реализму бальзаковского типа утверждается более объективная манера письма, свойственная прозе Гюстава Флобера (1821—1880), а затем Ги де Мопассана (1850—1893). Автор романа «Госпожа Бовари» (1856) чурается морализаторства, ратует за объективность повествования, стремится не выражать своего отношения к персонажам и событиям. Эту манеру холодного наблюдателя усваивает и Мопассан. Вместе с тем Флобер уделяет значительное внимание физической стороне существования. У него Эмма Бовари, запутавшаяся в адюльтерах и попавшая в лапы кредитора, кончает жизнь самоубийством, приняв мышьяк. Флобер подробно воссоздает агонию героини. Физиологическими деталями не пренебрегал и в романах «Жизнь» (1883), «Милый друг» (1885) и многочисленных новеллах Мопассан. Однако наиболее тесное сближение с достижениями естественных наук обнаруживается в творчестве Эмиля Золя (1840—1902).

Эмиль Золя — писатель того исторического момента, когда капитализм, вступив в фазу интенсивного развития, стал фактором повседневной жизни, внедрил в сознание рядового человека идею конкуренции и борьбы за самоутверждение. В этой ситуации он понял: для того, чтобы добиться успеха, нужно обратить на себя внимание, а скандал — лучшая реклама. Золя дерзко провозглашает, что для искусства нет запретных тем, и обращается к изображению интимных взаимоотношений, о чем прежде предпочитали умалчивать. Но скандалу нужна теоретическая платформа, и он создает ее.

Как уже не раз было замечено, обновление искусства происходит с возникновением нового термина. Таким ключевым понятием для Эмиля Золя стал «натурализм», образованный от слова Natura — Природа. Но ведь все поэты и художники клялись в любви и верности Природе. Разве романтики не живописали красоты ландшафтов? Разве у Бальзака мало великолепных пейзажей, на фоне которых происходят события в «Человеческой комедии»? Но истолкование природного начала у Золя совсем иное. У писателей прошлых поколений природа окружала персонажей, была к ним заботлива или, напротив, сурова. Но природное начало доминировало вовне. Золя же перенес центр тяжести вовнутрь, личность сама стала носителем законов природы, отдельный человек занял свое место в непрерывной цепочке биологической эволюции.

На формирование эстетических принципов Эмиля Золя, так же, как в свое время Бальзака, огромное влияние оказали новейшие открытия в области естественных наук. Начинающий писатель с упоением поглощает труды по естествознанию: «Происхождение видов путем естественного отбора» Ч. Дарвина, «Введение в изучение экспериментальной медицины» К. Бернара, «Физиологию страстей» Ш. Латурно. В какой-то момент физиология кажется ему образцовой наукой, и как писатель он пробует подражать физиологам. Он стремится своим творчеством вскрыть болезни современного общества, чтобы, поставив диагноз, их можно было вылечить. Человек наивно воспринимается писателем-натуралистом республикой клеток.

Оспаривая воззрения теологов и спиритуалистов, Золя полагает, что существование человека детерминировано не роком, а его наследственностью. Задумав семейную хронику, он исходит из того, что несколько поколений одной семьи переживают ту же эволюцию от рождения к смерти, от молодости к старости, что и каждый отдельный живой организм. Задолго до открытий генетиков Золя интуицией художника почувствовал, что от поколения к поколению в русле семейного клана передаются таланты и способности, страсти и болезни, склонность к творчеству и тяга к преступлениям. Золя ставит перед собой задачу разработать научную психологию, средством достижения которой является так называемый экспериментальный роман. Писатель постепенно вырабатывал модель избранного им жанра, которая в общих чертах сводилась к изучению взаимодействия природного человеческого существа с социальной средой.

Как писатель аналитического склада Эмиль Золя едва ли не первым заметил и в своих романах раскрыл связь главных взаимодействующих сил, составляющих первооснову буржуазного общества: политики, прессы, финансов. Он ставил в зависимость от них многочисленное семейство Ругон-Маккаров, одни представители которого преуспевают на этих поприщах, другие этими же силами вытолкнуты из жизненной колеи.

Работа над «Ругон-Маккарами» продолжалась четверть века (1868—1893). Действие всех двадцати романов происходит либо в Париже, либо в Плассане. События происходят в течение двадцати лет (1851—1871).

В двадцати романах серии действуют 32 представителя раздвоившейся семьи Ругон-Маккаров, всего же персонажей — около двух тысяч. Генеалогическое древо героев начало произрастать в первом из задуманных Эмилем Золя романов — «Карьере Ругонов» (1871). Это экспозиция и завязка всей серии.

Аделаида Фук, владелица богатой усадьбы в Плассане, занималась огородничеством и садоводством. Восемнадцати лет от роду она вышла замуж за своего садовника Ругона. Через год она родила сына Пьера, а еще через год она овдовела. В 1789 г. она на виду всего Плассана сожительствовала с пьяницей Маккаром, вспыльчивым неуравновешенным бродягой. От него она прижила сына Антуана и дочь Урсулу. В молодости она отличалась странностями, а в старости сошла с ума.

События романа «Карьера Ругонов» продолжаются всего-навсего в течение нескольких дней, но каждому персонажу в момент исторического катаклизма предстоит сделать свой гражданский выбор. Стать союзником правящего большинства означало для провинциальных буржуа участие в грабеже города и получение должностей, которые обеспечат доход и компенсируют риск. Мастерство писателя сказалось в том, что политический переворот он воспроизводит в отраженном свете. Плассан находится далеко от Парижа, известия приходят сюда с опозданием, а порой и в искаженном свете. Семейка Ругонов с напряжением следит за событиями в столице, дабы не опоздать зачислить себя в ряды союзников Бонапарта и его партии. Но в романе есть и борцы против узурпатора власти.

Изображая шествие республиканцев, пытавшихся защитить демократию и отстоять свои права, Э. Золя использует романтические краски. Символом свободы и братства выступают у него молодые влюбленные — сын Урсулы Маккар Сильвер и дочь каторжника Мьетта. Несущие алое знамя, освещенные яркими лучами солнца, они идут впереди колонны. Образ Мьетты видится автору «олицетворением девственной Свободы», подобно знаменитой национальной героине, которую запечатлел Эжен Делакруа в картине «Свобода на баррикадах» (см. рис. 7.13). Но романтический порыв повстанцев к свободе обречен, и Золя, отдав дань романтизму, резко меняет стилистику повествования, учиняя беспристрастное дознание тем, по чьей вине воцарилась империя на крови.

Эмиль Золя делает в «Карьере Ругонов» проницательное умозаключение, замечая, что в момент, когда общество вступает в новую историческую стадию, опорой режима становятся те деклассированные силы, которые не могли ничего добиться на предыдущем историческом этапе. Ими движет ненависть к тому общественному порядку, который не позволил им выбиться в люди.

Самым удачливым в семье Ругонов стал старший сын Эжен, карьере которого посвящен роман «Его превосходительство Эжен Ругон» (1875). Ловко компрометируя и устраняя противников, он проникает в правительственные круги, избирается депутатом, назначается министром внутренних дел, борется с прессой, становится опорой самого императора.

Среднему сыну Пьера Паскалю Ругону — Золя отводит роль исследователя и летописца всего семейства. Именно Паскаль, скрупулезно изучив клан Ругон-Маккаров, делает вывод о всесильной власти наследственности, о биологической обреченности всех потомков плассанской огородницы. Врач и ученый, к которому Золя относится с заметной симпатией, он выступает главным героем романа «Доктор Паскаль» (1893).

Давид Ругон, дабы замаскировать близость к брату-министру, взял себе фамилию Саккар. Уже в самом звучании ее слышится хруст ассигнаций. «Да, с таким именем либо на каторгу попадешь, либо наживешь миллионы», — сказано по этому поводу в «Добыче». Давиду удалось избежать возмездия за спекуляции. Главный герой романов «Добыча» (1871) и «Деньги» (1891) Давид Саккар испытывает алчное вожделение к деньгам. Создав фальшивую компанию, выпустив подложные акции, выстроив некое подобие пирамиды, он сумел прикарманить грандиозное состояние. Прототипом Давида Саккара послужил банкир Ротшильд.

История рода Ругонов — это скользкий путь в высшее общество, тогда как история Маккаров отражает преимущественно жизнь низших и средних слоев французского общества после прихода к власти Наполеона III.

В романе «Западня» есть весьма примечательный эпизод. Когда Жервеза выходила замуж за кровельщика Купо, свадебная процессия, пережидая ливень, невзначай забрела в Лувр и шумной компанией прошлась по всем залам. Лувр ошеломляет их роскошью и несметным количеством картин. Проходя мимо обнаженных героинь мифов и легенд, гости, как замечает Золя, «искоса поглядывали на голых женщин и хихикали, подталкивая друг друга локтями». Над невежеством случайных посетителей потешаются художники, копирующие луврские шедевры. Дождь кончился, и подуставшие гости заспешили в трактир, где был заказан свадебный ужин. Вот и весь вставной эпизод, который как будто бы и не имеет никакого отношения к основному сюжету. Но на самом деле автор «Ругон-Маккаров», соединяя разрозненные фрагменты, никогда не забывает о том, что мозаика образует целостную картину. У невежественной прачки растет сын Клод, которому суждено стать гениальным художником. Над его необычными картинами сначала будут потешаться знатоки, потом его создания будут признаны шедеврами и повесят в Лувре.

Случайное посещение музея матерью художника и ее гостями воспринимается в контексте всей эпопеи «Ругон-Маккаров» как своеобразная увертюра к роману «Творчество» (1886).

Автор наделяет Клода Лантье способностью радостно воспринимать и по-своему видеть окружающий мир.

Исследователи творчества Эмиля Золя спорят о том, кто послужил прототипом Клода Лантье, при этом называют имена Поля Сезанна, Эдуарда Мане, Клода Моне и других импрессионистов. Но биографии этих художников не совпадают с тем творческим путем, который прошел герой Золя. Да и картины Клода Лантье не похожи на общеизвестные шедевры импрессионистов. Это неслучайно. Несмотря на то, что Золя-теоретик ратовал за документальную достоверность натуралистического романа, он тем не менее не повторял в художественном творчестве открытий, сделанных знаменитыми живописцами. Его Клод Лантье — типическое обобщение, в котором запечатлен опыт художников, чьим искусством восхищался автор романа «Творчество».

Эмиль Золя постоянно чередовал социальные полотна с картинами, воссоздающими камерный мир интимных переживаний. К числу лучших его лирических романов относятся «Страница любви» (1877), «Радость жизни» (1883).

Роман «Жерминаль» (1885) — одно из самых ярких произведений в семейной хронике «Ругон-Маккары». В этом романе естественная история рода отходит на второй план, так как писатель, несмотря на свою приверженность натурализму, сосредотачивает все свое внимание на конфликте социальном, предвидя, что политическая борьба на многие последующие десятилетия предопределит общественную жизнь не только Франции, но и всей цивилизации. Хотя рабочие терпят поражение, жерминаль — месяц всходов по революционному календарю! — предвещает грядущее торжество социальной справедливости.

Эмиля Золя связывали дружеские отношения с художниками-импрессионистами. Эдуард Мане (1832—1883) написал великолепный портрет писателя, который изображен в своем кабинете на фоне книг и картин, среди которых выделяется репродукция «Олимпии» (1863), в защиту которой от нападавших критиков выступил молодой Золя.

В эстетических манифестах натуралистов и импрессионистов немало общего. Они расширяли тематику искусства, отбрасывая устаревшие табу. Они ратовали за верность природе, стремясь воссоздать пейзаж во всей неповторимости мгновения. Они ввели в сферу искусства одновременно с Золя урбанистический пейзаж (рис. 7.24).

Но есть и расхождения: Золя осуждал импрессионистов за равнодушие к социальной проблематике.

Термин импрессионизм (от фр. impression — впечатление) вошел в критику и искусствоведение от названия картины Клода Моне «Впечатление. Восход солнца» (1872). Первоначально К. Моне, Э. Мане и живописцев их круга критики именовали иронично, с течением времени термин закрепился за художниками, писавшими на пленэре (фр. plein air — свежий воздух), а не в мастерской. Отсюда проистекает свойственная импрессионистам свежесть взгляда художников и этюдность их полотен. Клод Моне помногу раз писал стога сена или Руанский собор в различном освещении, никогда не повторяясь. Всякий раз возникало новое впечатление, которое создавало неповторимое настроение. Для импрессионистов, в отличие от объективного метода натуралистов, характерен субъективный взгляд. Если зритель не воспринимал манеру живописца, тот всегда мог ответить: «Я так вижу».

Импрессионисты вели диалог с мастерами предшествующих эпох, восхищаясь их шедеврами и в то же время осовременивая их. Такова знаменитая «Олимпия» (рис. 7.25) Э. Мане.

Олимпия — парижская куртизанка, она не блещет красотой, художник не скрывает ее физическое несовершенство. Но привыкшая к поклонению, она возлежит на ложе любви в позе античной богини, преисполненная самодовольства. Чернокожая служанка несет ей роскошный букет. Мане заимствовал общий замысел и композицию с картин «Венера перед зеркалом» Веласкеса и «Маха обнаженная» Гойи (см. рис. 6.27).

Однако происходящее значительно более прозаично, Олимпия (имя дано ей явно со значением) слишком вульгарна, ее чары рассчитаны на грубый буржуазный вкус.

«Нана» (1877) — имя заглавной героини романа Золя. Мане на большом полотне нарисовал кокотку в тот редкий момент, когда она одна, прихорашиваясь, ожидает появления очередного визитера.

Живописное наследие Эдуарда Мане очень значительно и разнообразно. Следуя традициям классической живописи, прежде всего испанской, он привносил в такие свои работы, как «Мальчик с собакой» (1861), «Лола из Валенсии» (1862), «Флейтист» (1866), «Завтрак на траве» (1863) непринужденность и легкость, единство красоты линии и силуэта, яркость красок на переднем плане и затененность фона. Нередко Э. Мане обращался и к актуальным политическим конфликтам. Таковы его работы «Расстрел коммунаров» (1872) и «Казнь императора Максимилиана» (1868), учиненная Наполеоном III в Мексике.

Клода Моне (1840—1926) порой называют идеальным импрессионистом. Давший имя новому направлению, он оставался верен ему на протяжении всего творческого пути, умея виртуозно запечатлеть мимолетные состояния природы (рис. 7.26).

Вся долгая жизнь К. Моне была посвящена творчеству. Он начинал как непризнанный гений, жил в нищете, затем к нему пришел успех, он поселился за городом в большом поместье в Живерни, помногу раз писал одни и те же окрестные пейзажи, постоянно возвращался к портретам друзей, некоторое время работал в Лондоне. К. Моне оставил огромное наследие — более двух тысяч полотен. Благодаря русским коллекционерам И.А. Морозову и С.И. Щукину в Эрмитаже и Музее изобразительных искусств хранится около сорока работ К. Моне. Среди них такие, как «Бульвар Капуцинок в Париже» (1873), «Скалы в Бель-Илью» (1886), «Белые кувшинки» (1899), «Чайки», «Лондон, здание парламента» (1903—1904) и др.

Благодаря энтузиазму этих двух прославленных собирателей живописи рубежа XIX—ХХ вв. наша страна обладает одной из лучших коллекций импрессионистов и постимпрессионистов за пределами Франции.

Огюста Ренуара (1841—1919) считают певцом радостей жизни. В самом деле, его портреты, в особенности женские, покоряют красотой, в его пейзажах много света, цвета и тепла (рис. 7.27).

В юности он занимался росписью по фарфору, отсюда и происходит его преданность красоте, иногда переходящая в красивость.

Он одним из первых стал писать на пленэре, сначала в Фонтенбло, затем в Аржантее. Эти места узнаваемы на картинах Ренуара и его друзей. Ренуар в числе первых стал изображать сцены повседневной жизни. Это многочисленные сценки с участием лодочников и дам полусвета. Модели Ренуара всегда радуются жизни и заражают своей радостью зрителя (рис. 7.28, 7.29).

У Ренуара те же персонажи, что и у Мопассана, который по воскресным дням бывал в Аржантее. Импрессионистическая манера письма, желание запечатлеть уходящую натуру ощутима местами в новеллах и романах Мопассана, таково, например, описание весеннего дня, с которого начинается роман «Жизнь» (1883).

Искусству импрессионистов присуща театральность: Огюст Ренуар писал портреты актрис, Эдгар Дега (1834—1917) — любил рисовать балерин, чаще всего на репетициях и за кулисами. Позже Анри де Тулуз-Лотрек (1864—1901) станет завсегдатаем мюзик-холла, создаст рекламу для «Мулен Руж», увековечит певичек и клоунесс. (См. рис. 7.30).

В среде импрессионистов возникает группа художников, среди них Поль Сезанн (1839—1906), Винсент ван Гог (1853—1890), Поль Гоген (1848—1903), которых историки искусства назовут постимпрессионистами. Они стремились запечатлеть не мимолетность, а стабильность действительности. П. Гоген отправится на Таити, чтобы почувствовать и передать в живописи повторяемость жизненных циклов, замедленное течение времени, погруженность в экзотику.

Постимпрессионисты усилят яркость локального цвета, его самодостаточность.

Таковы, например, «Подсолнечники» (1901) Поля Гогена и Ван Гога, которые стремились передать в них, как аккумулируется в растениях солнечный свет. Рисуя интерьеры кафе и ресторанов, они акцентировали внимание зрителя на контрастах локального цвета, заполняя внутреннее пространство ослепительным светом. Свет и цвет обретает на полотнах не правдоподобие, а некую ирреальность и символику. (См. рис. 7.31, 7.32, 7.33, 7.34, 7.35, 7.36).

Поль Сезанн в натюрмортах и пейзажах реальным предметам стремился придать четкие геометрические формы, цвет у него, как и у других постимпрессионистов, играл преимущественно декоративную роль. Отсюда возникает свойственное Сезанну, его единомышленникам и последователям стремление избегать передачи внутреннего мира человека. Фигуры становились всего лишь частицей грандиозной картины мира.

Импрессионистов и постимпрессионистов, натуралистов и символистов, а также представителей других направлений конца XIX в. ревностные поборники реализма именовали бранным словом «декаденты». Между тем, декадентом называл себя поэт Поль Верлен (1844—1896), не вкладывая оценочный отрицательный смысл. Верлен полагал, что он, его друг Артюр Рембо (1854—1891) и другие поэты, проклятые обществом, жили в пору декаданса (фр. décadencé — упадок) буржуазного строя. Разделяя упадок нравов, поэты-декаденты противопоставляют уродствам реальности воображаемую красоту, творимую совершенством поэтической формы. Да и что такое поэзия? С точки зрения Верлена — окно в неведомый мир — высший, совершенный, прекрасный, тогда как зримая реальность искажает его гармонию. Поэт — медиум неких сил, его создания позволяют лишь приоткрыть завесу таинств мироздания. Поэт- символист (фр. symbole — знак, примета) создает особую знаковую систему, доступную избранным и посвященным. Отсюда главное требование эстетики символизма: «De la musique avant tout chose». Так начинается стихотворение «Искусство поэзии» П. Верлена, ставшее манифестом символистов:

За музыкою только дело.

Итак, не размеряй пути.

Почти бесплотность предпочти

Всему, что слишком плоть и тело.

(Пер. Б.Пастернака)

Верлен считал, что поэтический текст должен быть воспринят не на уровне смысла, а на уровне звучания, так как мелодия и ритм стиха несут больше символического смысла, нежели семантика слов. Символика рождается в состоянии озарения, и если поэт сумел вызвать аналогичное состояние души у читателя, возникнет интуитивное взаимопонимание между ними, но смысл символа никогда до конца не будет расшифрован.

Поэт-символист обладает сугубо индивидуальным зрением. Этому посвящен сонет Артюра Рембо «Гласные», ставший еще одним манифестом символизма:

А — черный; белый — Е; И — красный; Ч — зеленый;

О — синий: тайну их скажу я в свой черед.

А — бархатный корсет на теле насекомых,

Которые кружат над смрадом нечистот.

(Пер. А. Кублицкой-Пиотух)

Поэты-символисты отрицали морализаторство в искусстве, эпатировали очевидным неприличием. А. Рембо пишет сонет «Искательницы вшей», ранее Шарль Бодлер опубликовал стихотворение «Падаль».

В реальной жизни декаденты вели богемный образ жизни, демонстрировали имморализм, щеголяли распущенностью, полагая, что, создав шедевр в искусстве, они оправдают все свои пороки.

К декадентам в английской критике относили творчество Оскара Уайльда (1854— 1900) и Обри Бердслея. К такого рода оценкам оба давали немало поводов.

Уайльд — мастер парадоксов. Парадокс — мнение, которое противоречит общепринятому. Парадокс не утверждает новые истины, но заставляет сомневаться в тривиальных оценках.

Оскар Уайльд родился в Дублине. Говорят, что самые остроумные английские писатели — ирландцы. Свифт, Шоу и Уайльд тому подтверждение. Закончив Оксфордский университет, он стал профессиональным литератором. Помимо стихов, сказок и пьес Уайльд выступал с чтением лекций об убранстве жилищ и моде, редактировал журнал «Женский мир». В 1884 году женился, у него была преданная жена и двое сыновей. Уайльд исповедовал принципы дендизма: удивлять не удивляясь, презирать толпу, эпатировать публику экстравагантным костюмом, поклоняться красоте, не говорить ничего банального. Оскар Уайльд — блистательный мастер парадоксов. Его суждения всегда остроумны. Вот некоторые из его парадоксов:

Только поверхностным людям суждено понять самих себя;

Цель жизни — самовыражение;

Полюбить самого себя — завести роман на всю жизнь;

Единственное, о чем я не жалею, это о своих ошибках;

Демократия означает подавление народа народом во имя народа;

На экзамене глупцы задают вопросы, на которые не могут ответить мудрецы...

Парадоксальна эстетика Оскара Уайльда. Он утверждал приоритет искусства. Жизнь подражает искусству, а не наоборот, как считали все его предшественники. Искусство абсолютно чуждо морали, его цель — красота: «Нет книг нравственных и безнравственных. Есть книги хорошо написанные или плохо. Мораль всегда служит последним приютом людей, не понимающих красоты».

Свои взгляды он изложил в статье «Упадок искусства лжи» (1889). Она была реакцией на призывы натуралистов изображать жизнь с максимальной достоверностью. Уайльд полагал, что правдивость убивает воображение. В комедиях «Веер леди Уиндермир» (1892) и «Как важно быть серьезным» (1895) он пародировал так называемую проблемную драматургию, связанную с вопросами женской эмансипации.

Парадоксален сюжет романа «Портрет Дориана Грея» (1891). Юный красавец сетует на то, что он постареет и подурнеет, а на портрете он останется молодым.

Портрет и модель поменялись местами. Дориан обретает вечную молодость, а на портрете отпечатался весь его страшный жизненный опыт. Дориан становится неуязвимым и потому безнаказанным. Он убивает художника, написавшего портрет, дабы тот не узнал роковой тайны, по его вине гибнет актриса, которой он был увлечен. Он несет горе окружающим, а его жизнь становится бессмысленной. Когда спустя много лет он увидел свой портрет, на него глядел мерзкий злой старик. Бросившись на портрет с ножом, Дориан убил себя.

Оскар Уайльд пытался создать эстетскую утопию, царство красоты. Но в финале роман вопреки теории показал, что искусство без морали невозможно. Самого Уайльда строгие блюстители морали упрятали в тюрьму, где он написал свою исповедь «De profundis» («Из глубины взываю к Тебе, Господи» — начало Псалма 129). Он во многом раскаивался, сожалел о своих заблуждениях, утверждал, что культ красоты невозможен в торгашеском обществе.

Обри Винсент Бердслей (1872—1898) — выдающийся английский художник-иллюстратор (рис. 7.37), воплотивший идеи эстетизма в графике. 

Его способности были чрезвычайно разнообразны и проявились рано. Мать, которая давала ему уроки музыки, сумела настолько развить его дарование, что он в одиннадцать лет выступал как пианист перед респектабельной аристократической публикой. Он рано начал сочинять музыку и писать стихи. Затем его захватила страсть к рисованию, хотя юноша нигде не учился живописи. Судьба Бердслея трагична. Его отец по легкомыслию промотал все средства семьи, которая вынуждена была жить на грани нищеты. Но хуже другое. Отец был болен туберкулезом, болезнь передалась сыну. В конце века это была практически неизлечимая болезнь, Бердслей знал, что обречен. У него не было счастливого детства и веселой юности, он чувствовал себя изгоем. Однако двадцатилетнему начинающему художнику повезло: он получил заказ проиллюстрировать «Смерть короля Артура» Мэлори. Бердслей не пытался имитировать средневековье. Его иллюстрации — изысканная стилизация эстета, вглядывающегося вглубь веков и устраивающего маскарад, на котором рафинированные денди предстают в облике рыцарей круглого стола и прекрасных дам.

Обри Бердслей разработал собственную технику создания иллюстраций, которые неискушенному зрителю кажутся гравюрами, а на самом деле представляют собой рисунки, раскрашенные тушью. Эффект рисунка создается сочетанием черных и белых пятен и тончайших линий. Художник тщательно отрабатывал каждую деталь рисунка, а затем китайской тушью покрывал темное пространство и тщательно вычерчивал кружевные линии, передавая вычурные прически и наряды дам, детали обстановки, пейзаж и фон. Позы персонажей не были естественными, их компоновка напоминала театральные мизансцены.

В 1894 году Бердслей проиллюстрировал пьесу О. Уайльда «Саломея» (см. рис. 7.38, 7.39, 7.40, 7.41, 7.42).

В сущности, это был спектакль, разыгранный на бумаге. Бердслей вслед за автором далеко отходит от евангельского текста. Облачение Саломеи, модные безделушки на ее туалетном столике, романы Золя на этажерке, даже само усекновение головы Иоканаана — все это говорит о том, что библейские персонажи перенесены в современность. Бердслей заставляет любоваться Саломеей, восторгаться странностями страсти. Он эстетизировал злодейство, и это отпугивало его современников. При отсутствии каких-либо натуралистических подробностей иллюстрации Бердслея к «Саломее» и другим произведениям пронизывала эротика.

В 1894 г. Бердслей — сотрудник, а позже художественный редактор журнала «Желтая книга» («The Yellow Book»), имевшего явно эротическое направление. На рубеже позапрошлого и прошлого века увлечение «вопросами пола» проникло в круги европейской художественной интеллигенции. Эротика притягивала, но публично было принято бранить эротические издания. После ареста Уайльда толпа высоконравственных джентльменов побила стекла в редакции журнала «Желтая книга», Бердслей лишился стабильного заработка.

Он продолжал иллюстрировать классиков, печатавшихся в частных издательствах. Для одного из них он создал серию рисунков к «Лисистрате» Аристофана. Можно ли назвать откровенные рисунки Бердслея непристойными? Они шокируют, если считать неприличными забористые шутки самого Аристофана да и весь сюжет «Лисистраты». Орудия любви у афинских вояк столь гиперболичны, что воспринимаются как озорная карнавальная шутка. Бердслей сумел создать такие смешные рисунки, что сравнялся в юморе с самим греческим «отцом комедии».

Художник был безнадежно болен. Чувствуя, что дни его сочтены, он впал в глубокую религиозность, просил уничтожить все его «неприличные» рисунки. Этого не произошло. Его иллюстрации послужили толчком для фантазий многих художников, в частности для русских, объединившихся вокруг журнала «Мир искусства». Обри Бердслей был одним из талантливых художников, завершивших девятнадцатое столетие.

Вопросы для самопроверки

Как разочарование в просветительских идеалах повлияло на романтиков?

Что такое романтическая ирония?

Какие байроновские мотивы нашли отражение в живописи Делакруа?

Как воссоздает историческое прошлое Гюго в романе «Собор Парижской Богоматери»?

Кто из художников-реалистов повлиял на Бальзака?

Сравните замысел «Человеческой комедии» Бальзака с планом «Ругон — Маккаров» Золя.

В чем сходство и различие натурализма и импрессионизма?

Кого из французских импрессионистов можно назвать певцом радостей жизни? Чем символ отличается от образа?

Генезис термина декаданс.

Что общего в сюжете «Шагреневой кожи» Бальзака и «Портрета Дориана Грея» Уайльда?

Литература

История зарубежной литературы Х^ в. В 2 ч. / Под ред. Н.П. Михальской. М., 1991.

Храповицкая Г.Н., Коровин А.В. История зарубежной литературы. Западноевропейский и американский романтизм. — М., 2002.

Полевой В.И. Искусство XIX в. — М., 1991.

Французская живопись второй половины XIX в. Современная ей художественная литература: Собр. статей. М., 1972.

Ревалд Д. История импрессионизма. М., 2002.