Когда последние птицы улетали на юг, Волчонок, стоя на балконе, провожал их грустным взглядом. Впрочем, балкона у него не было. Зато были огромные серые глаза, в которых отражались небо, облака и птицы.
Матёрый Волк неслышно подкрадывался к Волчонку сзади.
— Улетают птицы в дальние края, — декламировал он. — Вот наступит время — полечу и я...
Матёрый Волк любил выражаться стихами. А Волчонок всегда вздрагивал от неожиданности. Он был пуглив и боялся всего на свете. Только Матёрого Волка не боялся.
Они медленно брели, шурша опавшими листьями. Вечерний город засыпал. В воздухе пахло чем-то жареным, но холодным.
— Ты что такой грустный? — задавал свой обычный вопрос Волчонок.
— Овечку загрыз, — нехотя признавался Матёрый Волк.
— Вкусная была?
— Нет, костлявая. Жалко её.
— Питаться чем-то надо... — утешал его Волчонок.
Они присаживались на берегу пруда. В чёрной
воде плескались утки — глупые такие.
— Эх, вода холодная, — облизывался Матёрый Волк, — а то бы нырнул.
— А я плавать не умею, — говорил Волчонок, думая о своём.
Минуту спустя Матёрый Волк начинал выть:
— У-у-у!.. Хууудо мне тууут! И овечки худыыые. Убегу я отсюда, убегу-у-у...
— Куда убежишь?
— В Северные Края. Там овцы — знаешь какие? Как чемоданы! Дико упитанные.
Волчонок растерянно моргал серыми глазами:
— А как же я?
— Убежим вместе!
— Не могу. У меня тут мама, папа, дом...
— Дом... — кивал Матёрый Волк. — А я вот бездомный.
— А там ты с тоски взвоешь.
Так они беседовали. Тем временем в печати сообщали о наступлении зимы. Поверхность пруда затянулась тонким льдом. Большие снежинки опускались на мягкую шёрстку Волчонка. И не таяли.
— Вот и снег на тебе не тает, — вздыхал Матёрый Волк. — Окоченеешь скоро совсем.
— Не убегай! — просил Волчонок сероглазый. — Мне будет грустно без тебя.
— Да на что я тебе, матёрый такой?
— Ты мудрый.
— У меня вон шерсть выпадает. От недостатка витаминов.
— Ты милый...
— Зубы часто ломаются.
— Овечек надо меньше грызть, — чуть не всхлипывал Волчонок.
Он доверчиво прижимался к Матёрому Волку пушистой головою, усыпанной снежинками, и его шейка казалась ещё тоньше. Матёрый Волк неуклюже гладил её. «Загрызть, что ли?» — угрюмо думал он.
В конце зимы Матёрый Волк убежал-таки в Северные Края. Убежал незаметно — Волчонок даже не успел подарить ему свой любимый медный чайник, в который нельзя налить ни капли воды — в чайнике не было отверстий. А по весне от Матёрого Волка пришла короткая весточка: «Дорогой Волчонок! Тут полно овец — толстых, жирных, тупых и глупых. Даже питаться ими не хочется. В свободное от еды время слушаю музыку. Одна песня дико нравится, начинается так: YOUR EYES ARE COLORED LIKE WIND... Это на английском. По- моему, про тебя. В общем, у меня всё о'кей! Только тоскливо бывает. Выть иногда хочется. Но тут выть не принято — овец можно распугать.
С приветом, Волк Матёрый».
Волчонок целый вечер просидел над англо-русским словарём. Наконец ему удалось перевести строчку из песни: «Цвет тво-их глаз по-до-бен цве-ту вет-ра...»
И в самом деле подул ветер. Прилетели птицы. Волчонок, стоя на балконе, встречал их грустным взглядом. Хотя балкона у него по-прежнему не было.
«Интересно, какого цвета ветер?» — шептал Волчонок, осторожно пробираясь к пруду. Ему было жаль Матёрого Волка. И жаль себя...
Вокруг сновали машины, спешили прохожие. Никто не замечал Волчонка. Никто не видел, как из его глаз — цвета северного ветра — стекали светлые слёзы. А может, это были капли дождя, который Волчонок так любил. Когда последние птицы улетали на юг...