Словарная работа: пейзажная миниатюра, философская медитация, аллегория, символ, лирический герой.
Информация для учителя
В романтической поэзии очень актуальна проблематика, включающая вопросы о человеке и природе, месте человека в мире - космосе, о соотношении природного и культурного начал в жизни человека.
Для лирики Лермонтова характерен жанр пейзажной миниатюры, а пейзаж переходит в философскую медитацию. Образы природы часто аллегоричны и символичны, в них раскрывается мир лирического героя.
Покой и гармония, разлитые в природе, противопоставлены тоске и тревоге лирического героя. Истоки этого внутреннего конфликта - трагическое осмысление человеком конечности своего бытия, протекающего во времени.
Важен также вопрос о соотношении природы и культуры в человеке: человек живет и в природе, и в культуре, лермонтовский герой мучительно пытается обрести гармонию этих двух начал.
Наконец, тема природы часто ассоциируется с темой Родины. Это очень характерно для лирики Лермонтова.
Ход урока
I. Вступительное слово учителя — разъяснение глубины темы, пояснение опорных слов
II. Работа со стихотворением «Ветка Палестины» (1837)
Сначала учащиеся работают перед классом в паре, первый представляет материал об истории создания стихотворения (см.: Лермонтовская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1981), второй выразительно читает стихотворение наизусть.
Информация для учителя
Вопрос о датировке этого стихотворения Лермонтова остается открытым. В прижизненном сборнике стихов (1840) указан 1836 г.; в книге мемуариста А.Н. Муравьева «Знакомство с русскими поэтами» (1871) - конец февраля 1837 г., а в его же «Описаниях предметов древности...» (1872) - 1836 г. В наборной копии стихотворение имело помету: «Посвящается А.М.», впоследствии зачеркнутую, так как ко времени публикации («03», 1839) смысл посвящения, продиктованного конкретными обстоятельствами, отпал. Содержание стихотворения в сопоставлении с контекстом жизни Лермонтова заставляет предположить, что наиболее вероятная дата - февраль 1837 г.; после создания «Смерти поэта» Лермонтову грозила опала, и он искал помощи у Муравьева, который ходатайствовал за него перед А.Н. Мордвиновым, управляющим III отделением. С этими событиями соотнес «Ветку Палестины» Муравьев: «Когда же возвратился домой, нашел у себя его записку, в которой он опять просил моего заступления, потому что ему грозит опасность. Долго ожидая меня, написал он, на том же листке, чудные стихи «Ветка Палестины», которые по внезапному вдохновению исторглись в моей образной, при виде палестинских пальм, принесенных мною с Востока...». По воспоминаниям Э.А. Шан-Гирей, пальмовая ветка была подарена Муравьевым Лермонтову и хранилась в «ящике под стеклом».
Конкретная ситуация в стихотворении непосредственно выступает в образах христианской новозаветной мифологии, уже освоенных русской поэзией. Они предопределены местом написания стихотворения (образная) и устойчивыми символами религиозного Писания и обрядности. С пальмовыми ветвями и восклицанием «осанна!» («спасение!») встречали Христа при въезде в Иерусалим; в Иордане крестился Иисус (отсюда эпитет «чистых» в значении «освященных истинной верой»); с образами «мира и отрады» сопряжены евангельские представления о прощении и спасении. Этим христианским мотивам сопричастен образ «божьей рати лучшего воина», терпящего страдания, духовно непреклонного, твердого в вере и надежде.
На почве христианской мифологии возникает поэтическая образность «Ветки Палестины». «Восточный стиль» в русской поэзии традиционно связан, в частности, с декларацией стойкости и личного мужества. Так, уже отмечена перекличка стихов «Ветки Палестины» с пушкинским воссозданием в «Бахчисарайском фонтане» образа Марии - чистой и твердой в вере («Лампады свет уединенный,/ Кивот, печально озаренный,/ Пречистой девы кроткий лик/ И крест, любви символ священный»; ср. у Лермонтова: «Прозрачный сумрак, луч лампады,/ Кивот и крест, символ святой»).
Образная структура стихотворения обнаруживает также точки соприкосновения с формой элегической медитации В.А. Жуковского и А.С. Пушкина («Цветок») благодаря развитой системе вопросов, выполняющих мелодичную функцию и осложненных у Лермонтова «сюжетными» намеками. Поэтому мифологическая образность наполняется глубоко личным и обобщенным содержанием, принимающим форму интимного, исповедального раздумья. Оригинальность Лермонтова состоит в переключении мифологической образности в откровенно романтический план и в повышенной символизации единичной психологической ситуации; изначально заданный декоративный и экзотический элемент и в стихотворении играет важную содержательную роль; все это позволяет отнести стихотворение к высшим воплощениям самосознания поэта.
За «судьбами» ветки, пальмы, людей встает судьба поэта, и обращения к ветке обретают характер обращений к себе. Вопросы скрывают и одновременно приоткрывают душевное беспокойство поэта, причем сквозь интимность и уединенность общения проступает пристрастная заинтересованность («Скажи...», «Поведай...»). Поэт, в отличие от благостного мира образной, пребывает в ином - тревожном - бытии, он не знает «мира и отрады» и по контрасту с веткой («заботой тайною хранима») - беззащитен. Его тоска по лучшему миру выдает напряженное размышление о будущем - близком и отдаленном. Самый мир тревоги не явлен, а лишь подразумевается; стихотворение заканчивается на переломе от гармонии к дисгармонии (Б. Эйхенбаум). Вопросы, адресуемые к ветке, проясняют причины самоуглубленности и заостряют внимание на тягостном душевном состоянии поэта, угадывающего в «историях» ветки, пальмы и людей превратности своей предстоящей судьбы.
Намеки на страдания, опасности и жертвенность сливаются с чувствами стойкости, мужества, твердости. Ветка - символ веры, надежды и «божьей рати лучший воин» как бы передают поэту частицу своей непреклонности. Традиционная религиозная символика отражает не только жажду «мира и отрады», которых поэт лишен, и тревогу его духа, но и неизменность, несгибаемость перед лицом настоящих и грядущих испытаний. Предчувствуя страдания, опасности, Лермонтов соотносит себя с «лучшим воином», всегда достойным небес «перед людьми и божеством», и пальмовой веткой («святыни верный часовой»), черпая в человеческом опыте, закрепленном в мифологических образах, волю и неколебимость.
Конкретная ситуация, оставшись зашифрованной, предстала в контрасте двух неслившихся, но соприкоснувшихся миров. Лермонтов переводит мифологию в философско-психологический план и придает стихотворению символическое звучание, благодаря которому в нем совместились идеальные порывы души с предощущением новых катаклизмов, повлекшим ноты тоски и грусти. Рядом с этими мотивами, не отменяя и не искупая их, отчетливо слышны иные: как бы ни был поэт подавлен ожидаемыми гонениями, образы ветки и «воина с безоблачным челом» живут в нем, ибо «мир и отрада» достигаются жертвами и покоя достоин тот, кто с честью выдерживает удары судьбы.
Вопросы:
— Какие вопросы задает лирический герой пальмовой ветке?
— Помогают ли эти вопросы понять его душевное состояние?
— Известно, что восточные мотивы в русской поэзии связаны с провозглашением стойкости и личного мужества. Можно ли утверждать это на примере данного стихотворения?
— Ветка — это поэтический символ. Как вы его понимаете?
III. Работа со стихотворением «Когда волнуется желтеющая нива» (1837)
Заранее подготовленный ученик читает наизусть стихотворение.
Зрелый Лермонтов, вопреки многим своим произведениям, в ряде стихотворений утверждает гармонию и на земле и на небесах. «Когда волнуется желтеющая нива...» (1837) разделено на нумерованные строфы (неупорядоченно чередующие 6- и 5-стопный ямб), но синтаксически они не изолированы, а составляют 16-строчное разветвленное сложноподчиненное предложение. Тем не менее у каждого четверостишия своя образность, собственный смысл и роль в художественном целом. Хотя три строфы объединены анафорой «Когда...», говорится в стихотворении о разных временах года: «желтеющая нива», «малиновая слива» — осень, «ландыш серебристый» — весна, «зеленый листок» — скорее начало лета. То есть ощущение жизни, описываемое Лермонтовым, приходит к нему независимо от времени, но художественное сообщение о
нем подготавливается постепенно. Как подчеркивает академик М.Л. Гаспаров, в первой строфе нива «волнуется», слива «прячется» — начинается одушевление неодушевленного. Во второй строфе ландыш «кивает головой», в третьей — ключ играет и лепечет — одушевленность нарастает. Цветовые эпитеты первых двух строф в третьей «дематериализованы»: смутный сон, таинственная сага (древняя песнь), мирный край. Сначала все представлено объективно, со стороны, потом явления природы обращаются ко «мне». В первой строфе дан один момент, во второй — временной разнобой, в третьей — временных указаний нет, все обобщено. Таким образом, в первых трех строфах (придаточных предложениях с «Когда...») речь идет о «мире», постепенно одушевляемом и индивидуально воспринимаемом. В центре последней строфы (главных предложений с двумя «Тогда...») — «я» и «Бог».
Впервые названа «тревога», в ее свете осознается ранее сказанное. Теперь движение поэтической мысли идет в обратном направлении, от души к мирозданию: ближний мир — земля, дальний — небеса. Снятие дурного (тревоги) приводит к утверждению в мироздании прекрасного и совершенного. Последний стих выделен размером, это единственный случай 4-стопного ямба, весомого и при его краткости. По трем длинным ступеням-строфам, заключает М.Л. Гаспаров, мы словно уходим из мира внешнего, углубляемся во внутренний, а по трем коротким ступеням-стихам поднимаемся на высшую четвертую ступень, с богом в небе.
Вопросы для беседы:
— Какое душевное состояние переживает лирический герой этого стихотворения? С чем это связано?
— Является ли картина природы целостной? Почему она представлена в виде разрозненных сюжетов?
— Какое душевное состояние «прячется» в этом стихотворении как основное? Как это можно доказать?
— Какие строчки являются главными в стихотворении? Как в них подчеркивается особая ценность слияния с природой и вместе с тем — редкость и временность этого состояния души?
IV. Работа со стихотворением «Выхожу один я на дорогу» (1841)
Чтобы не нарушить восприятие этого удивительного стихотворения, целесообразно представить его анализ в виде заранее подготовленного выступления увлекающегося литературой ученика (с анализом лирического произведения ученики уже знакомы). Материал для разбора стихотворения можно взять в Лермонтовской Энциклопедии. Кроме того, следует подробно разобрать с этим учеником каждую строфу, добавить к официальным комментариям свой, основанный на непосредственном восприятии. Это последнее стихотворение, написанное Лермонтовым. Его изучение следует построить таким образом, чтобы, во-первых, подчеркнуть в нем все черты лермонтовской лирики, знакомые нам по предшествующему материалу, и, во-вторых, обособить то новое, что появляется в этом стихотворении и позволяет считать его следующим — последним — этапом лермонтовской лирики. С первой точки зрения, мы будем
выделять знакомые нам романтические черты: одиночество, тоску поэта, его жажду найти собеседника, обрести «родную душу». Со второй точки зрения, мы должны выявить примиренные интонации стиха, его устремленность к положительным идеалам.
Слияние со всем мирозданием — мечта Лермонтова в одном из последних его произведений, «Выхожу один я на дорогу...» (1841). Ночной пейзаж конкретизируется как горный, кавказский («кремнистый путь»). Одиночество героя — и реальный штрих (ночью на дороге никого нет), и символ: человек один на один с миром, каменистая дорога (путь) становится жизненным путем. Мироздание спокойно, величественно и прекрасно. «Сиянье голубое» — свет от луны, от него путь и «блестит». Но сияние тоже символизировано. На его фоне душевное состояние героя мрачно, хотя, задавая себе вопросы, он отвергает собственные предположения о том, что чего-то ждет или о чем-то жалеет. Он отрешился и от прошлого, и от будущего. Однако это не равнодушие к жизни. Герой ищет — ищет «свободы и покоя!». Таких, как в окружающем мире. Даже «пустыня внемлет Богу, / И звезда с звездою говорит» (в пустыне героя «Пророка» «звезды слушают... / Лучами радостно играя»), В мироздании нет одиночества.
Поэт хотел бы стать спокойным и вечным, как природа, не потеряв при этом своего «Я», сохранив свое тело с дышащей грудью. Это мечта, фантастика, но фантастическим кажется и мир вокруг, а слияние с ним словно происходит реально, столь велик переживаемый духовный подъем.
Герои и особенно героини произведений Лермонтова, даже Демон, часто поют. В «Выхожу один я на дорогу...» неземные звуки обретают воплощение в «сладком голосе», поющем про любовь всегда, «весь день, всю ночь». Вечнозеленым в этой мечте становится склоняющийся, шумящий (у него свои звуки) над поэтом дуб. Лермонтов пишет не «над могилой», а «надо мной». Вечный покой обретает смысл вечной жизни. «Бог» формально остался в первой строфе, но весь бесконечный мир в этой пантеистической картине виден поэту. Описанием природы стихотворение и началось и заканчивается. Но теперь она очеловечена, а человек, отрешившийся от суеты, природен, естествен. Гармония, несомненно, побеждает дисгармонию.
Гармоничен и стих произведения. В нем 5-стопный хорей четче, чем в «Утесе», выделяет цезуры, небольшие паузы, членящие строку на две части. Они не тормозят лирическое высказывание, наоборот, облегчают «дыхание» звучащего текста. Под влиянием одного из самых мелодичных лермонтовских стихотворений 5-стопный хорей и распространился в русской поэзии.
V. Итоговый вопрос урока: как лермонтовские пейзажи помогают понять чувства лирического героя? Какие это чувства? Попытайтесь сравнить стихи о природе Лермонтова и Пушкина.
Домашнее задание
1. Наизусть «Выхожу один я на дорогу».
2. Ответить на вопросы:
— Как в стихотворении «Поэт» аллегорически изображается кризис
современной поэзии? Как объясняются причины этого кризиса?
— Какие внешний и внутренний конфликты поколения описаны
в стихотворении «Дума»?
— Какой приговор выносит обществу Поэт в «Как часто пестрою толпою окружен...»?
Информация для учителя'
Лермонтов разделил стихотворение на строфы, и анализ его удобнее всего строить именно по этим сегментам.
1 -я строфа. Стихотворение начинается со знакомых для нас, типично лермонтовских, мотивов. В первой строке появляется носитель лирического голоса - «я» и, к чему мы уже готовы, говорится о его одиночестве. Числительное «один» всегда играет в поэзии Лермонтова значительную роль. <...>
Герой стихотворения также один выходит на дорогу.
Однако в первой же строке стихотворения мы сталкиваемся с новым мотивом. <...>
В стихотворении «Выхожу один я на дорогу...» уже первое слово - глагол в активном залоге - выводит героя из привычного нам окружения. Лирический повествователь стихотворения находится в открытом, распахнутом мире. Перед ним устремленная вдаль бесконечная дорога, над ним - открытое небо. Герой Лермонтова в этом стихотворении - не узник, мечтающий о победе, а человек, погруженный в открытую и свободную стихию природы. В первой строфе герой упоминается только в первом стихе, а последующие три посвящены миру природы. Этот мир наделен чертами, совершенно необычными для романтической поэзии. В ранней лирике поэта герой находился в условиях изоляции. Для ранней лирики характерны признаки оборванных коммуникаций, невозможности общения. Герой не может найти слушающего; он живет в обстановке глухоты и немоты. Вместо любви его окружает измена, вместо понимания - непонимание.
Если ранняя романтическая лирика погружала героя в мир разобщенности, то в анализируемом стихотворении мир, в котором находится герой, - это мир, полный коммуникаций. Он пронизан связями, он говорит, слышит, любит. В стихотворении «Выхожу один я на дорогу...» мир характеризуется единением; небо соединено с землей - поэт выходит на дорогу, но лежащий перед ним бесконечный путь освещен и залит лунным светом. Луна принадлежит верхнему миру, миру неба, дорога - нижнему миру, миру земли. Лунный свет на дороге соединяет эти две противоположности. <...> Но не только лунный свет соединяет небо и землю. В этом стихотворении небо не молчит, оно «говорит», а земля ему «внемлет». Очень важно, что пространство земли названо словом «пустыня». Реальный пейзаж стихотворения ведет нас на Кавказ, и поэтому здесь не следует представлять песчаную пустыню - плоскую равнину, покрытую песком. Пустыня здесь имеет два семантических признака: во-первых, это пространство, противостоящее городу, людскому поселению и всему миру созданного человеком общественного зла; во-вторых, это слово несет в себе семантику открытого, большого, распахнутого пространства. Про небольшой участок земли, отгороженный забором, сказать «пустыня» нельзя. Пустыня для Лермонтова имеет признак бескрайности. <...>
В стихотворении «Выхожу один я на дорогу...» герой оказывается в пустыне. Если слово «дорога» включает в себя значение бесконечной длины, то пустыня - необъятная ширь. Герой один в огромном мире, открытом со всех сторон, и мир этот «говорит» и «внемлет». Очень существенно, что эти глаголы, которые связываются у нас с представлением о звуковой речи, характеризуют у Лермонтова мир, наполненный тишиной. «Ночь тиха», звезды разговаривают друг с другом без слов, и земля внемлет этой безмолвной речи.
1 По материалам статьи Ю. Лотмана «Лермонтов. Анализ стихотворений» (СПб., 2001).
Следовательно, мир, окружающий поэта, не только умеет говорить и слушать. Он слышит неслышное, видит незримое, он наделен способностями тонкого, чувственного взаимопонимания.
Вторая строфа посвящена отношениям, возникающим между поэтом и окружающей землей. Об окружающем мире сказано, что он прекрасен: «В небесах торжественно и чудно». Слово «чудно» означает положительную оценку (хорошо, прекрасно) и вместе с тем несет семантику чуда: на небе совершается некое торжественное чудо. Поэт оказывается свидетелем скрытой от людей тайны природы, момента торжественного и таинственного свершения, которого другим людям не видно. В этой связи слово «один» приобретает новый смысловой оттенок. Традиционно оно указывало на одиночество, здесь оно получает оттенок избранничества; поэт оказался единственным, допущенным в святилище природы. Другие люди спят и не видят открывшегося ему таинства. Строка «Спит земля в сияньи голубом» обобщает мотив слияния земли и неба. Однако здесь особенно примечательно слово «спит».
В стихотворении «Выхожу один я на дорогу...» земля и весь мир, в который входит поэт, - это мир полноты. Он не ищет ничего вне себя и поэтому погружен в гордое спокойствие. Такое значение слова «сон» резко отличается от его семантики в изученных нами текстах.
Но полноте и спокойствию природы во втором и третьем стихах противопоставлено состояние поэта. Ему «больно» и «трудно», он глубоко неудовлетворен, он сомневается в будущем («Жду ль чего?») и с горечью вспоминает о прошлом («Жалею ли о чем?»). На этом стоит задержать внимание. Мир природы, данный глаголами настоящего времени, по сути дела - вневременной. Для него нет ни прошлого, ни будущего - для него существует только вечность. Мир поэтического «я» погружен в движение времени, и переживания настоящего момента (торжественной ночи на склоне кавказских гор) невозможно для него без памяти о прошлом и мечты о будущем. Не случайно в огромном природном мире, в который погружен герой стихотворения, он наиболее тесно связан с образом дороги. Дорога же влечет за собой понятие движения, направления этого движения - предыдущего и последующего, то есть времени. Во всем пейзаже только она вызывает ассоциацию с временными понятиями.
Третья строфа полностью посвящена поэтическому «я». Она говорит о желании поэта вырваться из мира изоляции и приобщиться к миру природы. Это желание характерно выражается в отказе от времени, в стремлении вырваться из временного мира. «Уж не жду от жизни ничего я» - отказ от будущего, «И не жаль мне прошлого ничуть» - отказ от прошлого. Вместо них поэт хотел бы влиться в вечный мир природы и приобщиться к ее полному силы сну. Но именно это заставляет лирического героя раскрыть то, что он вкладывает в понятие «сон» и «покой». Уместно отметить, что в эту важную минуту Лермонтов сближается с Пушкиным.
<...> само сочетание покоя и свободы - идея Пушкина. Для Лермонтова в предшествующем его творчестве она была совершенно чужда, потому что лермонтовская свобода выявлялась в бунте, борьбе и деятельности и по самой своей природе была противоположна покою. Герой анализируемого стихотворения ищет той высшей свободы, которая не противоречит законам природы, не требует постоянного бунта, а, напротив, подразумевает полноту индивидуальной жизни, гармонически согласной с мировой жизнью. Строфы четвертая и пятая и раскрывают подробно этот, новый для лермонтовского героя, идеал. Сон, о котором он мечтает, это не «холодный сон могилы», а полнота жизненных сил.
Последняя (пятая) строфа соединяет надежду на любовь («про любовь мне сладкий голос пел»), т.е. достижение личного счастья, и слияние с образами мифологической и космической жизни. Дуб, у корней которого поэт хотел бы погрузиться в свой полный жизни сон, - это космический образ мирового дерева, соединяющего небо и землю, известный многим мифологическим системам. Таким образом, полнота жизни, в которую хотел бы погрузиться поэт, - это приобщение к природе в ее таинственном величии, удовлетворение жажды любви - выход из одиночества
и погружение в мир древних преданий и мифов. Этот идеал соединяет пейзажную и любовную лирику с темой народа и родины, остро звучащей в последних стихотворениях Лермонтова. На пушкинский вопрос Лермонтов дал своеобразный ответ. Пушкин и его герой Евгений Онегин, по- разному решая этот вопрос, стояли перед альтернативой: счастье или покой и воля. Лермонтовский герой решал ее синтетически: покой, воля и счастье. Вот та полнота жизни, которая выводила лирического героя лермонтовского стихотворения из устойчивого для всей лирики поэта одиночества.