(1932—1994)
Роберт Иванович Рождественский — русский поэт. Его лирику отличают гражданственность, публицистическая направленность. Ему принадлежат сборники «Ровеснику» (1962), «Голос города» (1977), «Это время» (1983), «Возраст» (1988), поэмы «Реквием» (1961), «Письмо в тридцатый век» (1963), «210 шагов» (1978), популярные песни. В 1979 г. поэт был удостоен Государственной премии СССР.
Поэт говорит о том, что годы летят, как мгновенья, и с течением времени труднее становится писать, видится сложнее. Он вынужден был убежать из дома, чтобы вырваться «из радиуса действия обыденной любви». Он, обрадовавшись, сел в самолет и уехал от «молчаливой женщины». Но тем не менее остался в том же радиусе действия — он везде ощущает эту женщину. От этого «и весело, / и тяжело, / и сладко...». Автор утверждает, что радиусы действия есть у всего, и от них не спастись расстояниями:
Есть радиусы действия
у гнева
и у дерзости.
Есть радиусы действия
у правды
и у лжи.
Есть радиусы действия
у подлости и злобы глухие,
затаенные,
сулящие беду...
Есть
радиусы действия
единственного слова.
И он рад тому, «что есть на свете / женщина, / судьбой приговоренная / Жить в радиусе действия / сердца моего!..».
Тихо летят паутинные нити
Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле...
Что-то я делал не так?
Извините:
жил я впервые
на этой Земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь.
И по-другому прожить обещаю,
если вернусь...
Но ведь я не вернусь.
Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест.
Я тащил на усталой спине свой
единственный крест.
Было холодно так, что во рту замерзали слова.
И тогда я решил этот крест расколоть на дрова.
И разжег я костер на снегу.
И стоял.
И смотрел,
как мой крест одинокий удивленно и тихо горел...
А потом зашагал я опять среди черных полей.
Нет креста за спиной...
Без него мне еще тяжелей.
Может быть, все-таки мне повезло,
если я видел время запутанное,
время запуганное,
время беспутное,
которое то мчалось,
то шло.
А люди шагали за ним по пятам.
Поэтому я его хаять не буду...
Все мы —
гарнир к основному блюду,
которое жарится где-то
там.
Этот витязь бедный
никого не спас.
А ведь жил он в первый
и последний раз.
Был отцом и мужем
И —
судьбой храним —
больше всех был нужен
лишь своим родным...
От него осталась жажда быть собой,
медленная старость,
замкнутая боль.
Неживая сила.
Блики на воде...
А еще — могила.
(Он не знает, где.)