Многие любители платоновского творчества согласятся, что в нем можно проследить своего рода мировоззренческую эволюцию. Платонов отразил трагический перелом массового русского сознания, которое до двадцатого века существовало на основах целостного христианского миропонимания.. Религиозное сознание русского человека, христианское мироощущение, создавшее за тысячу лет великую культуру, было растоптано, уничтожено, отброшено в мир сказочности и мифа. Многие современные Платонову философы и ученые (Б. П. Вышеславцев, Л. П. Красавин, Н. О. Лосский, С. Л. Франк) оценивали сознание русского человека начала двадцатого столетия как промежуточное между религиозностью и безрелигиозностью. По их мнению, духовная жизнь человека стала подобна путанице. Распалась целостная картина мира, даваемая православием, утрачена, по словам Красавина, «связь всего с абсолютным и абсолютного со всем». Именно теперь человек задавал себе вопросы: нужен ли я в этом мире или мир прекрасно без меня обойдется?
Заслуга Платонова в том, что он попытался заглянуть в этот гигантский душевный разлом и констатировал, что «человек остался без Бога и Бог без человека». Личность оказалась оторванной от сверхличностных онтологических корней.
Если в целом обозреть все платоновское творчество, оно в своей протяженности явит нам картину духовной эволюции русского народа в первой половине двадцатого века. На раннем этапе платоновские герои были уверены в необходимости улучшения окружающей действительности, однако уже к началу тридцатых годов они теряют активность и целеустремленность. Писатель показал, как мир в глазах человека, дерзнувшего усомниться в целесообразности его устройства, вдруг распался, как калейдоскоп, на отдельные части — безымянные сиротливые листочки, в которые теперь именно ему, одинокому человеку, предстояло вдохнуть смысл бытия, своим сознанием сотворить мир. Но человек, решивший изменить мир, оказался отброшенным далеко назад, и ему уже не под силу даже объяснить этот мир, который проплывает мимо него отдельными фантомами: в жарком мареве степи растворяется призрачный всадник на богатырском коне в погоне за видением неведомой Розы Люксембург, над огромной могильной пустотой вырастает мираж общепролетарского дома, сквозь кровь и слезы мерещится заветная республика Чевенгур. И человеку хочется удержать в памяти хоть что-нибудь, хоть малую частицу этого мира, ведь он уже не имеет представления о всеобщей Премудрости, красоте и единстве бытия. Герои без Бога пребывают в сиротстве, живут благодаря одному рождению. (Можно предположить, что духовные поиски были мучительны не только для героев, но и для самого писателя. В его рукописных заметках есть запись: «Не Христос и не Антихрист, не среднее, а другое — не третье, а другое именно».)
Отсюда пронизанность платоновского творчества библейскими реминисценциями, построение художественных конфликтов в рамках христианской традиции, возможность сопоставления его произведений с апокрифами, такими, как Евангелие от Фомы и Евангелие от Филиппа, где тоже имеют место утрата личного начала и расширение его до космических пределов, вопросы о начале и конце бытия, символика воды, воздуха, света и т. п.
Платонов в конце двадцатых — начале тридцатых годов подвел итог ветхозаветным исканиям. Он измерил действительность христианским взглядом и предложил новое, собственное, решение современного положения Бога: Христос ходит внутри всего этого страшного мира; Христос — на земле.
Так, Платонов шел от ранней веры в бесконечные возможности человека через попытки отыскать свой путь к сокровенной духовной сердцевине человека, к православной постановке вопроса о добре и зле. Пронизанность платоновского творчества религиозными мотивами не была для писателя чисто житейским приемом, а являлась следствием напряженных мировоззренческих поисков, которые обозначили постепенное его движение к православию.