В истории русской словесной культуры, да и в истории русского общественного сознания Лермонтов — фигура уникальная, парадоксальная и глубоко историческая. Во-первых, «юноша-гений», как нередко будут его называть (а он действительно прожил неполных 27 лет; 1814—1841), оставил такое творческое наследие, которое сопоставимо с пушкинским, учитывая тот факт, что Пушкин прожил на 10 лет больше. Более 400 стихотворений, около 30 поэм, 6 драм и несколько прозаических опытов, в том числе великий русский роман «Герой нашего времени» — вот его творческое наследие за каких- то неполных 14 лет (первые стихотворные опыты датируются 1828 г.). Во-вторых, сам склад лермонтовской личности, глубоко противоречивой, трагической, природа его дарования, не укладывающегося в общепринятые представления о гармонии, гуманизме, национальной традиции, превращали поэта в загадку, психологический феномен и рождали в жестоких спорах о нем характеристики-клише: «герой безвременья», «поэт сверхчеловечества», «русский ницшеанец», «демоническая натура», «расколотая и измученная душа» и т.д. В-третьих, один из авторитетнейших и, пожалуй, лучших исследователей Лермонтова, стоявший у истоков научного издания его сочинений Б.М. Эйхенбаум еще в 1923 г. в книге «Лермонтов: Опыт историколитературной оценки» неоднозначно заявил: «Подлинный Лермонтов есть Лермонтов исторический»264.
264 Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. М., 1987. С. 143. Курсив автора.
И это указание методологически важно. Вхождение Лермонтова в русскую литературу на рубеже эпох, в атмосфере «исторического надлома», его поэтическое самоопределение после смерти Пушкина потребовало существенного сдвига не только в системе мышления как мировоззренческого понятия, но и в поэтическом мышлении. «Лермонтов, — писал Эйхенба ум, — ослабил те формальные проблемы, которые волновали поэтов старшего поколения (проблемы главным образом лексики и жанра), и сосредоточил свое внимание на другом — на усилении выразительной энергии стиха, на придаче поэзии эмоционально-личностного характера, на развитии поэтического красноречия»265. В присутствии Гоголя и в атмосфере бурного развития прозы сам поэтический стиль обретает большую «содержательность», прозаичность и вместе с тем формальную свободу. Работа по разрушению жанровых канонов, начатая еще в пушкинскую эпоху, не только продолжается, но и обретает сознательный, целенаправленный характер. Лермонтов раздвигает само пространство лирической рефлексии, возведя ее до уровня эпохальных проблем. Отсюда — романный потенциал его лирики: от «лирического романа собственной судьбы» в ранней поэзии он идет к лирическому роману эпохи.
Наконец, далеко не случайно любой разговор о Лермонтове, о его творчестве и поэтической судьбе рождает историколитературную и общекультурную параллель: Пушкин — Лермонтов. Приняв, что называется, эстафету русской поэзии из его рук, совершив обряд посвящения в национальные поэты своим «подвигом честного человека» — стихотворением «Смерть поэта», Лермонтов не Пушкин, он «другой». Не только он человек другого времени, другой судьбы, другого мировосприятия, но прежде всего он поэт другого стиля. «Школа гармонической точности», которая сформировалась вокруг Пушкина и в его присутствии, сменялась не «школой» (Лермонтов чаще находился в одиночестве), а направлением негармонической искренности, своеобразного поэтического экспрессионизма, когда поток сознания — «серия вспышек», «фиксация мгновенного поэтического переживания»266 — не формотворчество, а способ взорвать привычное гармоническое течение стиха, сделав его аналогом самого мыслительного процесса, средством выражения новых идей. По точному замечания лермонтоведа Т.П. Головановой, «Лермонтов создал свой поэтический вариант «Былого и дум» — летопись, запечатлевшую не только содержание, но и формы и ритмы «сдвига времен» между третьим и четвертым десятилетием века»267.
265 Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. М., 1987. С. 147.
266 Журавлева А.И. Лермонтов в русской литературе: Проблемы поэтики. М., 2002. С. 9.
267 История русской литературы: в 4 т. Л., 1981. Т 2. С. 414.